Нельзя также не учесть, что в 1840-е годы вся Франция зачитывается книгой Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году»
[6]. Этот труд, который якобы описывал Россию Николая I – но с какими пробелами и предвзятостью! – пользовался огромным успехом. Его жадно читали и обсуждали. Как же французам, все еще не забывшим унижения после утраты могущества их страной, могла не понравиться эта картина варварской, отсталой страны, которая неспособна стать на путь прогресса, но имела наглость одержать над ними победу?
В России же начинается «религиозная война». Если до 1840-х годов великие русские мыслители мало интересовались такими вопросами, то отныне все они пытаются определить русскую самобытность, суть ее связи с Западом и значение православия. Со времен Петра Великого немногие русские осмеливались оспаривать необходимость следовать западному пути. В годы, предшествующие Крымской войне, этот страх отступает. Герцен, будучи западником, тем не менее пишет в 1849 году: «…я и не думаю также, что судьбы человечества и его будущее привязаны, пригвождены к Западной Европе». А незадолго до него другой западник, Чаадаев, написал: «Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их…» Крупный историк Погодин с 1846 года отмечает, что «время безусловного поклонения Западу миновало». В 1854 году, когда начинается трагическое франко-русское противостояние, он утверждает: «Мы не принимали участия в ее [Европы] крестовых походах; мы должны теперь совершить свой крестовый поход, уничтожить владычество турок в Европе – дело, оказавшееся для них невозможным, – и освободить святые места из-под власти неверных. Так угодно Богу. Это обязанность России как государства, не только русского и славянского, но и европейского!» Тот же Погодин вопрошает Европу о причинах поддержки ею «варваров-турок, которые держат в рабстве балканских православных славян»: «Что мы вам сделали? Кого мы обидели? Французов? За сожженную Москву мы сохранили им Париж в целости. Англичан? Триста лет мы предоставляли им все выгоды торговли…»
Поэт Тютчев, который так точно отметил непостижимость и неизъяснимость характера России и русских, пишет в письме своей жене: «Происходящее теперь – только возобновление двенадцатого года, это вторая Пуническая война Запада против России… И это именно сам Запад, от своего собственного имени, хочет предотвратить последствия неизбежного разложения, которое происходит в его недрах, предпринимая максимальные усилия для разрушения будущего Восточной Европы».
Мы видим здесь, как общественное мнение двух главных участников надвигающегося конфликта подпитывается самыми антагонистическими идеями, когда-либо им свойственными. От открытой русофобии Кюстина, пугающего Европу русским «варваром», понимающим только кнут, до благочестивого и смиренного образа России, чья миссия – освобождать христиан, а также спасать Запад от духовного разложения, – такие мотивы оправдывают в 1854 году в глазах французов и русских ужасающую бойню, в которую и те, и другие с жаром ринутся.
События ускоряются после того, как Наполеону III не удается с помощью призывов к примирению убедить Николая I заговорить на том же языке. Франко-английский ультиматум от 27 февраля наткнется на ту же стену русской враждебности. Представители двух стран передали его текст Нессельроде 14 марта, срок действия ультиматума истекал 30 апреля, но в Петербурге не находят необходимым ждать так долго. 18 марта Нессельроде информирует франко-английских посланцев, что император не даст ответа на ультиматум. Он сопровождает этот отказ классической фразой: «Но мы не объявляем войны». Да, никто не хочет ее объявлять, но развитие событий делает ее неизбежной. 12 марта, почти в то же время, когда ультиматум передан русскому канцлеру, Франция и Англия заверяют Турцию в своей поддержке. 10 апреля две державы заключают оборонительный и наступательный союз. 20 марта Австрия подписывает с Пруссией договор о гарантиях и союзе, чтобы подготовиться к нападению царя на Австрию или к прорыву русских на Балканах. Таким образом, складывается система взаимных альянсов. В течение трех месяцев Европа живет между миром и войной или, скорее, в неопределенном ожидании войны.
Военные действия союзников начинаются 22 апреля с обстрела Одессы, но ему подвергается лишь военный порт, поскольку союзники стремятся сохранить город и торговый порт. Военно-морское превосходство союзников позволяет им действовать на всех морях. После Черного моря их операции начнутся (тогда война уже будет объявлена) на Балтике, Белом море и русских позициях в Азии.
Подвергаясь угрозе со стороны Черного моря, русские сжигают, чтобы не достались союзному флоту, свои укрепления на кавказском побережье: Анапу, Редут-Кале, Торкум-Кале. Но с суши им угрожают австрийские войска в Трансильвании и высадка французов и англичан в Галлиполи и Варне. Наконец, они ведут безнадежную борьбу за спасение города Силистра, осаждаемого в течение трех месяцев. Вопреки гигантским усилиям и значительным людским потерям, им не удается его отвоевать. В июле принимается вынужденное решение уйти из княжеств, куда вступают австрийцы. Война против турок, или «Дунайская война», заканчивается. И разгорается другая, гораздо более страшная, – Крымская война. Начавшись в июле 1854 года, она продлится более полутора лет.
Франция и Англия объявили России войну. С 27 марта 1854 года им нужно найти способ вести военные действия в столь значительном отдалении от национальной территории и без тщательной предварительной подготовки. Несомненно, французское правительство задавало себе этот вопрос и с начала года увеличило свои вооруженные силы, призывая резервистов и проводя в жизнь крупные судостроительные проекты.
С этого момента возник важный вопрос: как воевать? В сущности, ответ зависел и от русских, о которых знали очень мало. 9 мая Наполеон III резюмирует дискуссии о стратегии следующим образом: «Чем больше я размышляю о положении в армии, тем больше приобретаю уверенность, что есть лишь два способа действий: если русские идут вперед, позволить им двигаться, пока мы не найдем удобное для нас место для сражения, если же они стоят на месте, взять Крым».
С апреля франко-английский экспедиционный корпус переправлен к предполагаемому месту боевых действий и высаживается в Галлиполи. Там сосредоточены войска, которые ждут, когда им укажут настоящее место назначения. Но для командования, расположившегося в Галлиполи, и так пока нечетко определенные планы вдруг осложняются непредвиденной проблемой – независимой политикой греков. Греки питали прорусские настроения, будучи связаны с Россией общей принадлежностью к восточной православной церкви и враждебностью к туркам. В итоге король Оттон призывает единоверцев из Македонии, Эпира и Фессалии подняться против османского владычества. Греческие добровольцы кидаются им на помощь, а союзники не хотят оставлять Турцию одну перед лицом восстания, в котором участвует более 40 000 человек – настоящая армия. Чтобы отразить этот вызов, приходится использовать одну из дивизий, сгруппированных в Галлиполи, ее будет очень не хватать в сражении при Силистре. Силистра, удержанная турками, рассматривалась союзниками как ключ к будущим битвам. Чтобы подготовиться к ним, решено использовать Варну в качестве операционной базы для восточной армии. Таким образом, французский флот должен снова взять на борт с таким трудом переправленные и высаженные в Галлиполи войска, чтобы перевезти их в Варну. 30 июня, ценой громадных усилий, 30 000 французов и 20 000 англичан собраны там. Если добавить к ним турок, то целых три армии готовы прийти на помощь осажденным в Силистре. Но победы под Силистрой, столь горячо ожидаемой, поскольку предполагалось, что она станет переломным моментом войны, не произойдет из-за отсутствия противника. Русские решили снять осаду и отойти за Дунай.
