Мне удалось подняться. Сначала на колени, потом полностью на ноги.
Я подобрала с земли сухую ветку и, встав на самом краю смертельно-опасной ловушки, протянула выжле свободный конец:
— Цепляйся!
Она ни черта не соображала. Не замечала спасительную ветку, отмахивалась от прутьев тыкающихся прямо в лицо.
— Давай же! — снова замахнулась и закинула ей конец.
Бесполезно. Ноль реакции. В своих нелепых барахтаньях она опускалась все ниже.
Переборов страх перед болотом, я нащупала ногой плотную кочку и перебралась на нее. Предлагать нежити ветку было бессмысленно, поэтому я вытащила витой шнурок из брюк, расплела его, сделала петлю и с третьей попытки накинула ее на голову.
— Попалась!
Почувствовав аркан на своей костлявой шее, выжла дернулась, едва не утащив меня следом за собой в вонючее месиво, но мне удалось удержаться на ногах, а потом аккуратно перебраться на твердую землю, постепенно подтягивая за собой чудовище.
Еще немного. Еще.
Когда выжла почувствовала под ногами опору и выкарабкалась на траву, я выпустила из рук грязный конец шнура и повалилась на колени, не в состоянии больше бороться со слабостью. Она проползла рядом со мной, задев плечом и обмазав болотной тиной, потом поднялась и побрела в лес.
Радовало только одно: о парне она уже забыла.
Меня все-таки вывернуло наизнанку. Малиной, месивом из яиц, еще чем-то отвратительно горьким и вонючим. Болезненный спазмы скручивали живот и, казалось, что конца и края этому не будет.
Я устала и больше ничего не хотела. Разве что сдохнуть, по-настоящему. Может в болоте утопиться? Нырнуть головой вперед и все?
.Под соседним деревом тихо щелкнула сломанная ветка. Зря я надеялась, что выжла просто уйдет — ей все так же хотелось свежего мяса.
Но когда я подняла голову, перед моим расплывающимся взором оказался седовласый старец, на ладони которого пылал огненный шар.
Похоже, меня все-таки меня сожгут.
Глава 10
— Пей, — чужой голос звучит через толстый слой ваты.
Я ничего не хочу. Мне плохо, меня трясет, у меня все болит и, кажется, что вместо крови раскаленная лава. У меня нет сил открыть глаза, а может они открыты, и я просто ослепла. Не знаю. Все равно.
Пытаюсь отвернуться, но жесткие пальцы хватают за подбородок, вынуждая открыть рот. Чувствую прикосновение к губам холодного края стакана.
— Пей.
Не могу. Пытаюсь что-то сказать, но язык не слушается. Во рту сухо настолько, что не могу сглотнуть.
— Пей, — снова звучит приказ.
Мне насильно вливают какую-то жидкость. Она горькая и пахнет болотной тиной, от нее дерет горло, а первый же глоток бежит по пищеводу, обжигая изнутри.
Меня снова выворачивает наизнанку. По-моему, в последнее время я только и делаю, что сплю и блюю, и мечтаю о том, чтобы меня оставили в покое, перестали мучить, дали спокойно умереть.
Но не тут-то было. Мой мучитель никак не успокоится. Стаскивает с меня колючее одеяло и начинает обирать ледяной водой. Или это просто я настолько горячая, что мне холодно.
Протирает ноги от пальцев и вершины бедер. Руки, плечи, живот. Я морщусь, когда сырая тряпка ложится на лицо. Хочу скинуть ее, но не могу поднять руку. Меня будто заперли в своем собственном теле.
От бессилия хочется реветь, но слез нет. В голове сплошное марево, и очень скоро я забываю о слезах, проваливаюсь в сон, из которого меня снова выдергивает ненавистный голос
— Пей.
И все повторяется по кругу. Вонючая жижа, тошнота, ледяное обтирание.
Мои личные круги ада.
.. .Я просыпаюсь и медленно открываю глаза.
Мир кружится, то стягиваясь до состояния крохотного пятна, то взрывается фейерверком красок. Жмурюсь, борюсь со звоном колоколов в голове. Снова тошнит, но в этот раз мне удается сдержаться. Сглатываю горький ком и выдыхаю.
Ищу внутри себя ответы. Как меня зовут? Мария. Где я? Если рассуждать глобально — в другом мире, локально — понятия не имею. Что со мной произошло? Не знаю. Помню болотистый берег, выжлу уползающую в лес и седого старика с огнем в ладони.
Дальше провал и обрывки мучений, гремящее в памяти «пей» и горечь на губах.
...Я снова открываю глаза, жду, когда комната вокруг меня перестанет крутить бешеный хоровод, и осматриваюсь.
Я в крохотной темной комнатушке с бревенчатыми стенами и низким потолком. Из щелей торчит пожелтевшая пакля, а крошечное окно наполовину забито досками. Через мутное стекло видно только лесную зелень и слышно, как в щелях завывает ветер.
Мебели в комнате нет, только кривая табуретка, да низкая жесткая кровать на которой я лежу.
Пытаюсь поднять руку и не могу. Она не слушается. На мгновение поднимается паника, что меня парализовало, но потом успокаиваюсь и понимаю, что просто слишком слаба. Медленно сгибаю пальцы, потом сжимаю кулак. С чувствительностью все в порядке, но нет сил. С ногами та же история. Проходит целая вечность, прежде чем мне удается пошевелить ступней.
Я так устаю от этих простых действий, что снова проваливаюсь в сон.
Вижу обрывки прежней жизни, причудливо смешанные с новой реальностью. Спускаюсь в метро, и оказываюсь в подвале связанная; захожу в офис, где работаю, и вместо этого попадаю в таверну. За стойкой сидит неопрятный хозяин. Он плюет на стаканы и растирает их грязным полотенцем, хриплым голосом предлагает позавчерашнего кабана.
Я хочу есть. Хоть тухлую дичь, хоть гнилые ягоды, хоть черствый хлеб. Меня душит чувство голода, и желудок, в котором в последнее время не было ничего кроме горькой отравы, жалобно сжимается.
Больше, чем голод меня мучает только жажда. Я вижу во сне прохладные ручьи и хрустальные водопады, слизываю пенку с ароматного капуччино.
.. .Следующее пробуждение меня уже не пугает. Мир перед глазами больше не крутится и не переливается всеми цветами радуги. Он сер и однообразен. Но так лучше. Яркие краски больше не режут глаза, колокола затихли, оставив меня наедине с собственными мыслями, которые наконец принимают более разумные очертания.
Где тот, кто меня выхаживал? У меня к нему много вопросов.
В этот раз конечности меня слушаются. Мне удается согнуть ноги и приподнять голову над подушкой. Все еще слаба, но полностью себя контролирую.
Поднимая руку и, медленно касаюсь головы, чтобы убедиться, что вместо длинной косы — неровные огрызки до плеч. Тот, кто за мной ухаживал, явно не озадачивался с расческой и мытьем головы. Пускай, так даже лучше. У меня нет сил таскать гриву. Потом отрастут.
Взгляд цепляется за похудевшую, бледную руку. Она покрыта грязными разводами и чем-то серым, но болезненной зелени больше нет. Даже ногти теряют мертвецкий оттенок и становятся привычно розовыми.