Все, что мне оставалось — это ждать и надеяться, что с ним все в порядке.
Время тянулось угнетающе медленно. Прошёл день, второй, третий, а я все еще была одна. В глуши леса, в маленьком полуразваленном доме.
На ночь я запиралась на все засовы и, свернувшись калачиком под тонким одеялом тревожно прислушивалась к тому, что происходило снаружи.
Где-то близко после удачной охоты ухала сова, волчья стая пела песни нарастающей луне, порой у крыльца раздавалось недовольное ворчание росомахи.
Иногда мне чудились шаги за дверью, тяжелое дыхание и скрежет когтями по брёвнам. Тогда я тихо сползала на пол, забивалась под кровать и, сжимая в потных ладонях деревянную рукоятку старенького ножа, ждала рассвета.
На пятый день мне стало совсем страшно и одиноко. Я готова была шарахаться от любой тени, и скрип веток по окну казался зловещим предзнаменованием. Хоть бы собачка дома была или кот. Да хоть коза! И-то не так страшно.
Вдобавок начались дожди, и мне приходилось бегать с ведрами, мисками и баночками. Старая крыша совсем прогнила, и вода капала с потолка, звонко отбивая дробь по скрипучему полу Теперь в доме пахло сыростью, мхом и лежалыми тряпками.
Холодно и сыро. Надо было протопить, пока плесень по углам не разрослась, но бела в том, что огнем у нас заведовал Оллин.
В углу комнаты-кухни был сложен очаг, и я как-то раз попыталась его разжечь. Принесла из сарая сухого хвороста, разожгла огонь...и чуть не померла. Дымоход не работал, вся гарь и едкий дым повалили внутрь дома.
Пришлось в спешном порядке заливать огонь, распахивать окна, двери и торчать снаружи ожидая, когда все это выветрится.
На этом я сломалась. Села на завалинку и начала реветь.
Было очень жалко. Себя. Что у меня все вот так вот, через одно место. В другой мир попала, к разбойникам попала, к выжлам попала, в заброшенный дом попала. Все лучшее собрала, и конца и края этому не видно.
А тут еще снова дождь пошел. Ливанул сплошной стеной, так что я моментально промокла до трусов, а бежать и прятаться не было сил.
Так и сидела, сгорбившись под колючими каплями, а из окон неспешно вился темный дым.
Все. Надоело. Ночь в этой дыре пересижу и уйду в деревню. Как-нибудь потихоньку устроюсь. Или...или в столицу пойду. Да! Именно туда. Всех женщин туда забрали и меня примут. Выкарабкаюсь как-нибудь.
Решив так, я вытерла слезы и вернулась в выстывшую избушку. Внутри было холодно и неуютно, все еще пахло гарью, с потолка снова лило.
Я привычно расставила ведра, доела холодные тушеные овощи и кусок вяленной крольчатины, припасенной на черный день. Собрала сумку на завтра: фляжку с водой, сушеные яблоки, оставшийся хлеб и несколько кривых морковок. После этого прошлась на улице, проверяя все ли в порядке, заперла сарай, а ржавый ключ по привычке спрятала в условленном месте. Если Оллин все-таки жив и вернется, то хворост и запасы ему пригодятся. Я даже думать боялась о том, как в этой берлоге пережить зиму.
Мне такое точно не по силам.
Глава 12
Ночью меня разбудил стук в окно. Настойчивый, даже злой. Он пробивался даже сквозь грохот поздней грозы. Сначала в одно окно, потом во второе, в третье, в дверь.
Я снова затаилась под кроватью и слушала, как на улице сипит и стонет неведомый зверь. Мне казалось, что я слышу в завываниях ветра протяжный стон: Мария-я-я; или вкрадчивое, угрожающее: Ма-а-аша.
А потом раздался звон стекла и ветер ворвался в комнату.
Следом за ветром в окно протиснулся и тяжело упал на пол холщовый мешок, а следом показалась всклокоченная седая голова.
— Оллин! — воскликнула я, подскочила и пребольно ударилась затылком о перепялочину, — черт.
— Ты оглохла что ли? — сердито рявкнул он, — я уже полчаса вокруг хожу, а внутрь попасть не могу.
— Прости, прости, — причитала я, подскочив к окну, — мне было страшно, я думала, что это выжлы или дикие звери. Спряталась.
— Может, дверь откроешь? — уже мягче проворчал он, — я, знаешь ли, не в том возрасте, чтобы через окна лазить.
— Сейчас, — я побежала ко входу, с трудом отвалила тяжёлый засов и распахнула дверь, впуская домой насквозь промокшего мага.
Он молча скинул в предбаннике сырой плащ, с которого вода лилась ручьём, растоптанные грязные ботинки и пошел на кухню
— Что у тебя тут стряслось? — обвёл взглядом ведра, миски, в которых звонко капало с потолка. Посмотрел на закопчённый очаг и почерневшие стены, — ни на миг нельзя оставить одну.
Маг развел руки, выпуская на волю языки пламени. Они собирались в сферы, поднимались к потолку, освещая и прогревая нашу скромную обитель.
— Я думала, ты больше не придешь, — прошептала я, и не в силах больше сдерживаться, бросилась к нему на шею.
— Прекрати! — проворчал он
Я замотала головой и вцепилась в него сильнее.
— Мария, прекрати. Что ты как маленькая, — он попытался высвободиться из моих рук и, по-моему, даже смутился. — Маша!
— Я боялась, что больше не увижу тебя.
— Да куда я денусь, — смущенно пробубнил он и все-таки отошел.
— Не знаю. Я столько всего успела нафантазировать. Встретил выжл, провалился в болото, на тебя напали волки, укусила змея. Тебя сразил инфаркт, инсульт, паралич...ну и ли ты просто меня бросил.
— Дура, — коротко резюмировал он, — интересно, чтобы ты делала, не явись я сегодня домой?
— Я собиралась идти в Виррубу. Завтра с утра. Вон даже сумку собрала, — указала на лавку, где сиротливо лежал полупустой мешок.
— Молодец. Не совсем безнадежна, — беззольно пошутил он
— Оллин, ты не представляешь, как я рада твоему возвращению. У меня просто от сердца отлегло. Теперь все наладится, и не придется никуда идти.
Я тяжело опустилась на лавку, потому что ноги совсем не держали, тряслись, превратившись в желе. От огня в доме сразу стало теплее и уютнее, и даже ритмичный перестук капель не казался столь удручающим, как раньше.
— Вообще-то придется.
— Куда? — удивилась я.
— Ты правильно выбрала направление. Вирруба.
— Зачем мы туда пойдем?
Пока я в полном недоумении молчала, он приволок из другой комнаты свой мешок и начал развязывать тесемки.
— Не мы, а ты, — отчеканил он таким тоном, что стало ясно, спорить бесполезно.
— Но я не хочу, — выдохнула едва слышно. Теперь, когда он вернулся, сама мысль о переменах вызывала у меня дрожь.
— Чего же ты хочешь, Маш? — поинтересовался он, не оборачиваясь, — остаться со мной в этой хибаре? Сейчас еще только начало осени, а здесь уже неприятно. Представь, что будет зимой? Ветер изо всех щелей, снега по крышу. Хочешь умыться — снег, хочешь пить — снег. По нужде — в сугроб, да побыстрее, чтобы зад не примерз. Запасов на двоих не хватит. Теплой одежды нет. В одних валенках на двоих мы точно не проходим.
