Обернулась ко мне с грацией хищника, готового порвать за своего детеныша кого угодно.
Мне конец. Очередной. И в этот раз неотвратимый, потому что нет никого опаснее и свирепее матери, вставшей на защиту своего чада.
— Ты!
Всего один стремительный шаг, настолько быстрый, что я даже не смогла его уловить, и императрица прямо передо мной. Нос к носу. В ее глазах пылало голубое пламя, и в голосе перекатывался рев дракона.
— Ты посмела тронуть моего ребенка!
Ребенок, кстати, по-прежнему сидел на полу и явно забавлялся происходящим. Мне собирались откусить голову, а ей было весело.
— Я не трогала ее! — кое-как произнесла я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься наутек.
Мне было страшно. Даже страшнее, чем когда меня привели к императору.
— Хочешь обвинить мою дочь во вранье? — драконьи глаза наливались яростью, а у меня в груди внезапно начало расползаться оцепенение. Я почувствовала себя жутко несчастной и одинокой:
— Да. Именно это я и хочу сказать, — пожала плечами.
Мне внезапно стало все равно.
— Ах, ты дрянь, — императрица схватила меня за горло и так приложила к стене, что искры из глаз посыпались.
— Лесса! — прогремел властный голос, — что ты творишь!
— Эта оборванка, которую ты приютил, избила нашего ребенка, а теперь клевещет на нее, — рычала драконица, сильнее сжимая мое горло. Мне казалось, что еще немного и она попросту свернет мне шею.
— Пусти ее.
— Нет.
— Я сказал, пусти ее! — интонация такая, что не хочешь, а послушаешься.
Хватка на шее ослабла, как и мои собственные ноги. Я хватилась рукой за свое бедное горло и стекла по стеночке на пол. Не ревела, но из глаз градом катились слезы. То ли от облегчения, то ли от обиды.
Есмина тоже начала рыдать. В этот раз даже получилось более естественно — перед папашей опасалась переигрывать.
— Значит, ты ее избила? — он встал надо мной как гора и смотрел сверху вниз, еще сильнее придавливая к полу.
— Пальцем не тронула, — прохрипела я, — это все нарочно.
— Опять врешь! — Лесса ринулась ко мне, но император жестко поймал ее за руку и осадил.
— Идем, — потянул за собой разъяренную жену.
— Ты издеваешься, как можно оставлять Есеньку с таким чудовищем?
— Я сказал идем. Не вмешивайся!
Есмина перестала реветь и изумленно хлопала глазенками, глядя то на отца, то на мать.
— Но...
— Хватит! Ты на каждый ее крик бросаешься, сломя голову.
— Я мать!
— Ты делаешь ее слабой и капризной!
Это были последние слова, которые я услышала от императора, прежде чем они с женой скрылись за поворотом.
Кашляя и растирая шею, я с трудом поднялась на ноги, привалилась спиной к стене и мрачно посмотрела на Есмину. Она притихла и явно прибывала в полнейшем недоумении, от такого поворота событий. Рассчитывала, что меня накажут, а в итоге ее отец принял мою сторону.
— Ну, что довольна? — я шагнула к ней, бесцеремонно схватила под руку и рывком поставила на ноги. От растерянности она даже не сопротивлялась. — Все с меня хватит. Сейчас ты отмоешься, потом пойдешь на занятия и будешь там стараться! Поняла?
— Не буду, — буркнула она, — и мыться не буду.
— Это мы еще посмотрим.
Я потащила ее обратно в покое. Она сопела, ругалась и вырывалась, но мне было плевать. И на вопли, и на удивленные взгляды попадавшихся на встречу людей и не людей. Но что странно, никто не вмешался, не сделал мне замечание, не заступился за несчастную дочку императора. То ли она уже так всех достала, то ли распространились слухи о том, что император одобрил мои методы воспитание.
Я буквально волоком затащила ее в купальню, заперла дверь, спрятав ключ в кармане и включила воду.
— Раздевайся.
— Не буду.
— Ты грязная. Неопрятная и некрасивая! Надо помыться! Причесаться! И тогда будешь похожа на нормальную девочку.
— Я не хочу быть похожей на девочку. Я юный дракон и повелитель разбойников.
— У них не повелитель, а предводитель. Это раз. Ты еще ни разу не обращалась, так что не можешь считаться полноценным драконом. Это два. И, кстати, не хочешь снимать платье — не снимай. Это три.
Я просто взяла и прямо вместе с одеждой закинула ее в воду.
— Так буду отмывать! Раз не хочешь по-хорошему.
Как она орала! Это надо было слышать.
Мне удалось стащить с нее мокрые лохмотья, которые тут же отправились в мусор. Потом я схватила мочалку, зачерпнула побольше розового отвара из большой банки и начала ее тереть, твердо вознамерившись вытащить ребенка из-под слоя грязи.
Терла, мылила, время от времени опуская ее с головой под воду, чтобы смыть грязь. Она вырывалась, пыталась выскочить из ванной, но я была неумолима и продолжала свое грязное дело. То есть наоборот, чистое!
С волосами пришлось особенно попотеть, потому что эти нечёсаные лохмушки ни в какую не хотели разбираться и намыливаться.
— Что ж ты за грязнуля такая, а? — я не уставала изумляться, — мамка-то твоя не следит за тобой что ли? Вместо того чтобы орать и на людей бросаться, лучше бы лишний раз дочь прополоскала.
Под конец, когда ее кожа начала скрипеть, я ее окатила теплой водой. А потом еще и холодной. Просто так! Пусть закаляется!
Девчонка тихо взвизгнула, но я уже выключила воду, и схватит под подмышки вытащила ее из ванной.
— Стоять! — схватила большое белое полотенце и начала ее вытирать. Не очень ласково, так что она шипела и ругалась, но зато тщательно. Потом потащила ее к высокому зеркалу, в причудливой оправе, — вот смотри! Хорошенькая! Чистенька! Девочка! А не как бомж привокзальный.
— Я не знаю, кто такой бомж, — огрызнулась она.
— Жалко. Ты бы там за свою сошла. То же мне, дочь императора. Ты видела какой у тебя отец? А какая красивая мать?
Красивая, но жутко страшная — добавила про себя.
— Какой из тебя получится дракон? Грязный и вонючий?
Она тут же вспыхнула:
— Хороший из меня дракон получится. Самый лучший!
— Ничего подобного, — убежденно сказала я, — чтобы быть хорошим драконом, надо соответствовать. А ты не соответствуешь! Совершенно! Я даже не уверена, что у тебя получится обратиться, когда придет время. Ай!
Я отшатнулась от нее, тряся обожжённой рукой.
Да-да, именно обожжённой, а на ладони у малявки тлел маленький язычок пламени.
— Вот видишь, — она сунула руку мне под нос, — у меня уже огонь просыпается! Скоро я смогу обращаться!
