Василий недовольно скривил рот. Графу доставляло особое удовольствие постоянное сравнение улиц, на которых они жили: Алексей все неполные двадцать восемь лет прожил на изящной Малой Никитской улице, пестрящей дорогими домами и широкими усадьбами, скрывающими внутри тысячи рублей и десятки людей, а Василий заставлял своим адресом ломать язык, ведь уже несколько лет он проживал в Протопоповском переулке.
– Прото… погоди, – сказал Алексей много лет назад, когда впервые, к своему немедленному сожалению, услышал это название от товарища. – Про-про…
– Про-то-поповский, – по слогам мастерски повторил Василий, уже не в первый раз объясняющий своё место проживания.
– Язык сломаешь и не заметишь, Господи, – выражение лица графа не изменилось с годами ни капли.
Так и сейчас он предпочитал лишь один раз попробовать произнести «Протопоповский», а до части «переулка» он обычно не доходил, и единственная попытка оставлялась до следующего раза. Василий долго пытался придумать ответную шутку о Малой Никитской, но кроме сравнения с именем «Никита» ему в голову ничего не шло, а этот вариант он совершенно отгонял, имея необъяснимую и беспричинную нелюбовь к этому мужскому имени.
– К тому же, у тебя свои дела-заботы, да и мне не помешало бы найти занятие для души, – Василий блаженно закрыл глаза, поддаваясь приятному солнцу, согревающему летнюю площадку.
– Знаю я твоё занятие для души, – Алексей кивнул в сторону дома, – оно ходит между кухней и столовой, выглаживает салфетки.
Василий обернулся к открытым дверям: между комнат действительно мелькала девичья фигурка одной из служанок Алексей. Щёки гостя по-детски загорелись, и он быстро отвернулся, возвращаясь к насмешливому товарищу.
– Сейчас возьму и брошу тебя тут одного. Ещё издёвки твои терпи сиди, – недовольно закачал головой Василий. – Тоже мне, друг-товарищ.
– Правда в глаз попала? – офицер довольно заулыбался. – Ну, ничего, я по-дружески шучу, ты не обижайся.
Алексею ужасно не хотелось отпускать Василия, но тот уже постепенно начинал собираться в дорогу, причём, в пешую. Час неспешной пешей дороги его никогда не смущал (причём, только его). Граф распрощался с товарищем, да так, будто они увидятся в следующий раз лишь через полгода, а не через пару дней. Товарищам было трудно расставаться друг с другом на долгое время, да и вместе всегда лучше, чем поодиночке, не так ли? Василий скрылся за вереницей поворотов и Алексей спокойно вернулся в дом, нервозно зарываясь в халат. С недавних пор даже недолгое одиночество давило на его плечи особенно сильно и неприятно, заставляя оглядываться по сторонам даже в комнатах. Уже месяц он каждый вечер даже не пытался уснуть, прекрасно зная, что его разбудит не то настоящий призрак, не то лишь трюк его больного рассудка.
Алексей часто думал, что же с ним происходит такое. С одной стороны, с ума он явно сойти не мог, ведь с гибели Анны прошло уже два года, и если бы его рассудок стал мутнее, то сразу. С другой же – стал бы настоящий призрак, призванный переменить что-то в его совести и памяти, ждать несколько лет, когда офицер уже успокоится и забудет о своих порочных днях в столице? Ответов на эти вопросы он не знал и не мог узнать уже которую неделю.
Часы пробегали слишком быстро, приближая Алексея к его милому наваждению, всегда красиво сидящему на подлокотнике кресла или за столом, стоящему на балконе с чёрным горизонтом или чертящему на обратной стороне документов птиц. Иногда офицер садился за стол, ронял голову в ладони и закрывал глаза, пока не чувствовал холодное и мокрое прикосновение на своих плечах.
– Что это был за юноша вчера с тобой?
Граф вздрогнул и открыл глаза.
– Ты ещё долго будешь стоять над душой? – Алексей поднял голову, недовольно сжимая челюсти.
– А она у тебя есть? – усмехнулась Анна. – Просто он выглядит таким… живым, по сравнению с тобой. Настоящим, открытым.
– Это человек, которого я тебе не позволю тронуть. Мой единственный товарищ – Василий Дмитриевич Ильин. И спасибо за сравнение с покойником, мне очень приятно, – он оторвался от книги и посмотрел на Анну.
Она нежно улыбалась.
– Как вы познакомились? Рядом жили или…
– Служба свела. Он на три года младше меня, я задержался в делах после смерти отца и начал службу позднее обыденного.
Алексей сам с упоением стал вспоминать тот самый день восемь лет назад, когда он и Василий впервые столкнулись друг с другом. Это был жаркий июль Кавказа, пахнущий деревом и виноградом, влажным воздухом и порохом.
– Ростовцев!
Алексей обернулся на зов подполковника. Тот вёл за собой коротко стрижённого юнца в новенькой форме.
– Что за воробушек? – Алексей улыбнулся несуразному новичку, тот был совсем ещё мальчишка.
– Василий Ильин. Ты ему покажи, что и как, я потом вернусь.
– Та точно, подполковник Светлов, – граф отдал честь.
Мужчина развернулся и ушёл обратно. Алексей прищурил глаза от неприлично сильного ветра и посмотрел на вверенного ему юношу: тот закрыл один глаз и улыбнулся.
– Spatzen.
– Что? – граф вопросительно поднял бровь.
– Воробушек, – Василий пожал плечами. – Spatzen – это воробушек. Вы меня так назвали.
– Тебе сколько лет-то?
– Восемнадцатый пошёл, а что?
– Какой же я тебе «вы»? – Алексей широко улыбнулся. – Немногим младше меня будешь. Алексей.
– Василий, – он кивнул.
– А ты откуда немецкий знаешь?
– У меня дед немец, – его уши немного покраснели. – Я всё детство с ним провёл, вот и выучился. Он очень добрый человек, многому научил меня, не только немецкому.
Василий болтал без умолку, забывая на середине рассказа, о чём он и заводил беседу, и вызывая тем самым у Алексея нескрываемый восторг. Тот удивительно попал в суть нового сослуживца, бывшего настоящим воробушком: ловким, шустрым, постоянно восторженным и радостным. Он постоянно улыбался, звонко смеялся и источал такое жизнелюбие, какое тяжело представить в человеке, а уж тем более – у юноши на военной службе. Когда служба была окончена, Алексей и Василий вместе вернулись в Москву и окунулись в мир яркой и настоящей молодости, полной красивой музыки, театра, ресторанов и цветущих садов, в которых граф лишь теперь начал замечать особенную красоту и ароматность.
– Какая прелесть, – Анна улыбнулась рассказу. – Но вы совершенно не похожи на вид, как же вы до сих пор так близки.
– Мы многому научили друг друга. Я его – тому, что жизнь не так проста и дружелюбна, что она не спросит твоего позволения, когда решит толкнуть лицом в пучину, как меня в шестнадцать лет. После – ругаться с кучерами, чтобы не набивали себе цену, аккуратно пить водку и готовить сахарную вишню.
– Очень полезные навыки, особенно последний, – девушка искренне рассмеялась. – А он чему научил тебя?
