– Ты любишь красивые длинные слова, но давай сейчас их скажу тебе я.
Анна отодвинулась чуть в сторону, всё ещё оставаясь на коленях Алексея. Он смотрел на неё блестящими голубоватыми глазами, умоляя никуда не пропадать ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё.
– Твои слова, твои руки, – она сжала пальцами его плечи, – всё это ничего не исправит. Я не хочу жалеть тебя, ведь помню, что ты этого не терпишь. Но пойми, наконец… Я не вернусь. Ты можешь отмаливать меня до тех пор, пока у икон не протрутся полы. Я вижу боль, что душит тебя, но дело в том, что создал ты её сам.
– Я знаю, Анна, я…
Дверь с грохотом распахнулась. Алексей подскочил с кресла, и видение исчезло в его дрожащем раздражении.
– Маша! Я разве тебя звал?!
– Да что вы, в самом деле?! – молоденькая русоволосая девушка пожала плечами. – Уже первый час ночи, а вы не спите. Готовить вам постель?
– Готовь, только оставь меня наконец!
– А потом ругаться будете. Знаю я вас, – она повернулась к выходу, кокетливо оборачиваясь через плечо.
– Когда-нибудь я тебя выгоню, вот поглядишь, – Алексей принялся судорожно оглядывался в поисках Анны. – Что тогда делать будешь?
– Куда же вы меня? – Маша оперлась на дверной косяк и сдула со лба прядь волос. – Каков вы, в самом деле, я ж вам нравлюсь.
– Пошла вон!
Девушка фыркнула и так же громко закрыла за собой двери. Алексей закрыл лицо руками и после запустил их в волосы. Что делать дальше?
– Господи, ну почему всё так?! Почему всё должно складываться непременно так?! Кому я помешал?! Что я не так сделал…
Он опустился на пол и раскинул в стороны руки.
– Родился. Вот, что я не так сделал.
Глава 6
До встречи с Анной Алексей с удовольствием ловил на себе женское внимание и отдавал частичку своего взамен. Стоит отметить, что и по возвращении из Петербурга он своим простым радостям не изменил; нет, он не расстраивал помолвок, как считала Анна, и привлекал не каждую красавицу, как и предсказывал ему отец. Но неизменным было одно – абсолютное большинство девушек застывало под взглядом его мягких серо-голубых глаз.
Каждый раз Алексей замечал за ужином в разговоре с Василием трепетную Офелию с полотна Милле, отрывающимся взглядом сверлящую его фигуру. С ней неизменно сидел юноша: брат, одёргивающий сестру и взывающий к приличиям высшего света, или кавалер, считающий, что его возлюбленная лишь погружена в свои мысли. Офицер сам с удовольствием наблюдал за красивыми дамами, проявляющими к нему живой интерес, тешащий его мужское самолюбие. Василий всегда замечал, что его товарищ больше занят не его рассказом, а тем, что располагается за его плечами, а именно – очередная молодая красавица, восторженно глядящая на мужчину за столом напротив.
– А что, Вась, – офицер отрывался от своего наблюдения, – как думаешь, кто с ней сидит: жених, брат?
– Брат, – Василий никогда не оборачивался и продолжал нарезать горячую рыбу. – Если бы был жених, она вздыхала бы, чтобы он заметил тебя, сравнил с тобой себя и определил, в какую сторону ему двигаться.
– А вроде не похожи… – Алексей задумчиво надувал губы.
– Сейчас борщ остынет – кто его есть будет?
Граф возмущённо поднимал брови. На деле, Василий был прав – никогда не нужно так пристально и долго смотреть на девушку, особенно, если с ней проводит время другой мужчина, и абсолютно не важно, кем он ей приходится.
Однажды Вася спросил Алексея: каковы же столичные красавицы? Чем они отличаются от москвичек? Тогда офицер впервые не расстроился при упоминании Петербурга, а задумался. Там он ярко запомнил лишь двух девушек.
Первой была его милая Анна, сотканная из перламутра и разноцветного стекла, похожая на всё, что так любила писать на холстах: на нежные цветы, белых летящих птиц, вазочки, наполненные малиной. Она ненавидела тёмную одежду, высокие причёски и низкие каблуки, предпочитая носить подобающие её нежному возрасту пастельные платья, распущенные волны волос и туфли на ходу повыше, вытягивая и без того ровный силуэт с прямой спиной.
Другой же была её подруга – Елизавета Николаевна (или тоже Михайловна, офицер этого не помнил), обладающая совершенно иной, строгой красотой. Её образ вспоминать было гораздо тяжелее, ведь её холодно отношение совершенно не вдохновляло Алексея. Но он точно помнил, что в её внешности было нечто восточное, особенно в глазах, постоянно прищуренных по многолетней привычке. Елизавета была несколько выше Анны и многих других девушек, вытянутая струной и обладающая идеальной осанкой. На людях она держала себя холодно и аккуратно, как и подобает аристократке и дочери не только богатого, но и известного отца, её голова всегда была поднята и ровно поставлена. С Алексеем они могли бы смело потягаться характерами, и было бы неизвестно, кто одержал бы победу. Но, слава Богу, Елизавета оставалась в Петербурге, таком же строгом и сдержанном, как она сама. Точнее, офицеру так только казалось.
Когда Василий, к огорчению Алексея, был занят, графу пришлось весь субботний вечер слоняться по Москве одному. Красивый закат над мостовыми всегда пробуждал в эстете-офицере какое-то особое удовольствие, особенно, в майский вечер. Воздух уже начинал приятно нагреваться, и потому Алексей решил окончить скучный день изыскано – в ресторане с бокалом шампанского и каким-то дорогим мороженым из ананаса.
– Граф Ростовцев… Так вот откуда вы…
Алексей поднял глаза, в медленной дымке ставя бокал на стол. Перед ним стояла высокая яркая девушка с крупным свободным пучком холодно-чёрных волос. Всё в ней было ему знакомо: спокойные карие глаза и тёмно-красные губы, тонкие аккуратные запястья в кружевных перчатках и туго перетянутый корсетными шнурами силуэт.
– Елизавета Николаевна…
Действительно, это была она. Старая подруга его милой Анны, только несколько повзрослевшая и приобретшая недовольную усталость.
– А вам, – девушка провела рукой у губ, – идёт. Хотя я и терпеть не могу усы и бороды. Неожиданный вы, однако, человек, из Москвы, оказывается.
– Вы замечательно выглядите, Елизавета Николаевна.
– Спасибо, я знаю.
Девушка села напротив, не ожидая приглашения, и расправила складки тёмно-синего платья. Прошедшие два года почти ничего не переменили в ней, только некоторые мелочи исчезли из её наружности, уступая место другим: её миндалевидные глаза стали ещё более недовольно-внимательными, аккуратный подбородок – ещё вздёрнутей.
– Почему же вы не говорили, что приехали из Москвы?
– Не хотите ли шампанского? – офицер кивнул на стоящие бокалы, старательно игнорируя вопросы Елизаветы.
– Нет, не хочу. У вас здесь совершенно не уютно, весь город гудит пчёлами, на улицу выйти неприятно.
– Что же вы тогда не уезжаете, раз ощущаете неудобство? – Алексей чувствовал, как неприязнь и напряжение медленно раскаляют ресторанный воздух.
