– Василь Дмитриевич! – девушка из дома Ростовцевых чуть не пулей влетела в его квартиру. – Скорее, там…
– Что с Лексеем?! – Василий почувствовал, как бешено заколотилось сердце.
– Я не знаю, я… – она глотала обрывки слов вперемешку со слезами.
В одной рубашке без пиджака Василий бросился к дверям, на бегу схватив девушку за руку. У парадной на Протопоповском переулке уже стоял экипаж, который встревоженный Василий гнал быстрее ветра. Он беззвучно молился, сжимая в руке маленькую руку попутчицы. Одними губами Василий умолял Господа, чтобы с Алексеем всё было в порядке, и он только вновь потерял сознание, ударился головой, что угодно.
– Василий Дмитриевич, миленький… – Иван схватил прибывшего за плечи.
Василий оттолкнул его и побежал на второй этаж, перепрыгивая ступени. Господи, пусть он будет в порядке.
– Господи, спаси и сохрани…
Оказавшись на втором этаже, Василий почувствовал животный страх и медленно подкрадывающуюся со спины пустоту. Всего на секунду он замешкался и вновь изо всех сил бросился к открытым дверям комнат. Спальня – пусто. Кабинет.
– О Боже…
Василий зажал ладонями рот, едва сдерживая крик. В окружении нескольких слуг возле упавшего стула лежал его Алексей, всё ещё удерживающий в руке револьвер. Василий рухнул перед ним на колени.
– Зачем?.. – он ловил ртом воздух. – Лексей, зачем?.. Я не… я…
Он поднял тело Алексея и прижал к груди, пачкая его кровью ладони и давая полную волю рыданиям.
– Василий Дмитриевич, пожалуйста… Оставьте… – слышал он со всех сторон.
Окровавленной рукой он отгонял от себя всех остальных, не давая даже приблизиться к нему. Василий даже не плакал, а вопил, прижимая мёртвого товарища к себе, будто надеясь, что тот очнётся.
– Зачем… – прошептал он, вытирая рукой нос и пачкая его кровью.
За окном послышалась суматоха, и мужики поспешили оттащить Василия в сторону. Ровным громким шагом по лестнице загремели ботинки, и на второй этаж прошли полицейские. Один из них недовольно оглядел комнату и остановил взгляд на полу.
– Что тут произошло?
– Мы слышим, ночью что-то как грохнуло, ну так подумали – гром али ещё что такое. Потом Машка пошла поглядеть, надо убрать что али нет, а дверь открытая, и… лежит: в руке пистоль, в виске дыра, кровь… Завопила, мы прибежали, и она в обморок хлопнулась.
– А это что за помешанный?
Полицейский указал на Василия. Тот сидел, прижавшись спиной к стене, и выворачивал окровавленные руки.
– Побойтесь Бога, – крепкий детина Игнат замахнулся на полицейского. – Это князь Ильин, Василий Дмитриевич. Сослуживец, товарищ, а вы вот так…
– Прошу меня простить, не признал. Соболезную вашей утрате.
– Мгм, – Василий кивнул, даже не глядя на мужчину.
– Вы бы отошли от трупа, князь. И нам мешаете, и себе пользы не сделаете-с. Что вам известно о происшествии?
Василий посмотрел на полицейского исподлобья и поднялся с пола. Он повёл всё ещё красным от слёз и крови носом и вновь посмотрел на Алексея: это был всё ещё его Лексей, всё ещё родной, всё ещё строгий.
– Вы лучше разберёте, это ваша работа. За мной послали, я приехал и… не могу.
– У человека горе, а они его расспрашивают! – дворник покачал крупной лысой головой.
– Сейчас вы все напроситесь и будете в Сибири бунтовать! Стало быть, вы, князь, себе прислугу наймёте?
– Не наймёт, – прошептал кто-то.
– Я в квартире живу и не нуждаюсь. Сам могу, – Василий вытер нос протянутым мокрым платком.
– Чего лишь время отняли, факта преступления нет, сам себе пулю пустил. Лишние мы тут люди. Разрешите откланяться, – полицейский раздражённо поднял фуражку и кивнул Василию, выходя из комнаты.
Слуги с пустыми лицами опустили головы. Кто-то взял Василия за плечо, кто-то перекрестился, а кто-то наконец снял картуз.
– Василь Дмитрич, мы за доктором сходим, а вы побудьте один ненадолго, сохрани вас Господь. Нынче только вы нам отрадой остались…
Князь остался один. Посреди холодной комнаты, залитой солнцем, в одной побагровевшей рубашке, с дрожащими руками и сорванной глоткой.
– Не уберёг, – Василий вскинул голову к потолку, желая остановить подкатившие слёзы. – Не уберёг… Что же ты наделал, Лексей?
Он вновь опустился на колени и взял руку Алексея в свои. У того всегда руки были холодны, если он не носил перчаток, и теперь казалось, будто ничего и не произошло. Василий оглядел всю комнату, желая найти хотя бы что-то, и упёрся взглядом в лист, лежащий у ножки письменного стола; при падении Алексей, видно, задел её ногой и мощное дерево дало крупную трещину. Светлое, хотя и несколько потрёпанное письмо было напрочь испачкано порохом и кровью, да так, что разобрать можно было лишь отдельные слова, и то – не полностью.
– Живите и помните, – Василий горько усмехнулся и, аккуратно свернув письмо, убрал его в карман мундира Алексея.