Малыш лежал на сыром полу подвала. Он просил астронома оставить его здесь после их разговора. До роковой беседы с хозяином дома, Лев хотел, чтобы его выпустили, хотел хотя бы поинтересоваться, где Акико, неужели он ей не нужен больше? Но та правда, что открылась перед малышом, заставила его потерять какой-либо смысл в своих песнях. Во всех, кроме одной, той самой, что он не спел Сато в последний день его жизни. Вернее спел, но ошибся, поменял слова, слукавил.
«Лукавство» – герой открыл для себя новое слово.
«Какая теперь разница?» – Лев скрывал строки песни от самого себя, возможно предчувствуя, что когда-то его история может закончиться ими.
Автоматоны и заводные игрушки разных форм были знакомы ему хорошо, но ни какие из них, даже человекоподобные модели, не мнили себя живыми.
«Сердце болит», – показалось сыну Сато. Хотя нет. Он – Лев Бессердечный. Малыш вытянул хромовые лапки с гидравлическими искусственными суставами, прижал к голове никелевые уши, а бронзовый хвост к полу, шестерёнки внутри закрутились быстрее. Лев запел:
«Механический кот заржавел от туманов.
Ржа нещадно закралась в людские сердца,
Постоянно питаясь коварным обманом,
Побеждая любого за правду борца.
И в стелящейся мгле под вечерним покровом,
Озаряясь огнями от газовых ламп,
Сны летали над градом безумным, суровым,
Безразличных людей только слышался храп».
Лев Бессердечный – удивительный автоматон, механический кот, исполняющий песни, мнивший себя живым мальчиком.
Бриллиантовый дождь покусился на грёзы,
Простучав многократно из капелек ритм.
Дождь смывал всё плохое, хорошее тоже,
Льву казалось, что города сердце стучит.
Ищейка
Эпизод 1: Собака
– Передо мной просто собака! – Сумико Ямамото презрительно посмотрела на подозреваемого. – Вы признаётесь в убийстве собственной жены, это так?
– Явка с повинной уже ничего не значит?
– Следствие разберётся, а суд вынесет приговор. До тех пор, профессор Артизан Акио, Вы – подозреваемый.
– Тем не менее, Вы, детектив Сумико Ямамото, называете меня собакой?
– За столь эмоциональное высказывание прошу принять мои извинения, – детектив не была до конца искренней, но осознала своё допущение. – Я не в праве была оскорблять Вас.
Человек, расположившийся перед госпожой Ямамото в тесном помещении для допросов со слабым газовым освещением, был профессором местного университета. Несмотря на растерянную в последнее время репутацию, он был сифу – учителем, и никак не заслуживал упрёков со стороны юной Сумико.
– Вы думаете, что оскорбили меня? – Артизан рассмеялся. – Это не так. Знаете, детектив, я посвящаю свое хобби стихам. Не хоку, скорее тем, что предпочитают на северо-востоке от Эбонхэбэна. В последнее время у меня не складывались отношения с коллегами. Я посвятил им строки, когда пришёл и услышал их тихие переговоры и перешёптывания. На своей кафедре я схватил листок бумаги и начал писать, едва поспевая пером за своими мыслями. Вот послушайте:
Притаились, укрылись, не видно – сидят;
Слышно дышат как, пыжатся, громко шипя,
Только им лишь известно, что твари хотят,
Но при этом им нечем поранить меня.
В самом деле, ни змей, ни овец в мире нет!
Есть собаки, живущие в ладе с собой,
Есть и куры, что жрут их дерьмо на обед,
Только ты выбираешь сам: кто ты такой.
Честен будь сам с собой и реши:
Что важнее, что больше подходит тебе,
Поразмысли, всё взвесь, ни за что не спеши!
Какой путь выбираешь в нелегкой судьбе?
Тяжело быть по жизни и тем, и другим,
Только выхода нет – нужно определиться.
Следуй зову, инстинкту, решай быть каким!
Мне случилось не Землю собакой родиться.
– И это столь спонтанно родилось у Вас в голове?
– Да, но рождению предшествовали месяцы вынашивания.
Убийца собственной жены, госпожи Юки Акио, профессор Артизан уже порядком спутал мысли детектива Ямамото:
– У меня появляется ощущение, что Вы даже с гордостью называете себя собакой.
Артизан ехидно улыбался, у него были удивительно красивые ровные белые зубы:
– О да, детектив. Больше всего хочется сказать одно: «Я – собака!» Что значит быть собакой? Многие сразу представляют какое-то убогое животное, дворнягу, псину немытую, скулящую, возможно жалующуюся на свои проблемы, глупую, пусть и не очень, на фоне других животных. В некоторых культурах «собака» – это слово, которое вообще можно принять за оскорбление, может и так. Но взгляните с другой стороны на собаку. Это животное, которое обладает такими качествами, как верность, преданность, помимо своих инстинктов. Своими зачатками разума, собака понимает, что значит «служить», – Сумико служила. Но в полиции. У них были собаки, но она не одна из них. Она – человек. Профессор Акио продолжал. – Служить – не всегда повиноваться беспрекословно, бездумно. Служить потому, что ты хочешь служить. Служить самому себе, своим идеалам, – это уже больше походило на Ямамото. Сумико твёрдо верила в справедливость и свою преданность правому делу. – Размышлять и философствовать можно очень долго, возможно, в свободное время этим и стоит заняться. Не только мне, но и любому человеку. Главное, чтобы дорогие философы помнили об одном: как и во всём мире, наши представления о котором очень узки и полагаются лишь на органы чувств, на информацию, которую мы получаем от анализаторов, интерпретируем, упрощая, делая её такой, чтобы наш мозг понял: где мы находимся, кто мы, и как мы должны действовать, слово «собака» лишь обозначает собаку, но не является ею. Об этом нельзя забывать.
Монолог профессора всерьёз увёл детектива от собственных мыслей, с которыми она шла на допрос. В планах было по-женски расспросить негодяя, выяснив истинный мотив, но голова наполнилась иным. Она протянула перо, чернила и бумагу:
– Напишите всё подробно, господин Акио.
По лицу Артизана Сумико прочитала, что он вряд ли намерен это сделать:
– В чём проблема?
– Мне не поверят. У меня был мотив, не сомневайтесь. Серьёзный. Не знаю, как кто-то другой поступил бы в моей ситуации. И у меня большие сомнения, что иначе, – профессор вот-вот был готов приняться за дело, но на секунду отложил перо перед выходом детектива Ямамото из помещения для допросов. – Вы тоже собака, госпожа Сумико.
