– Ох, лучше и не придумать. Полетел спасать Акико.
– Полетел? Дракоша с гривой, – Акио рассмеялся. – Он знает где она?
– Похоже. Сказал, что чувствует её теперь, – Хатори с тоской взглянул в глаза профессора. – Поделишься своей историей?
– Если полиция позволит тебе провести здесь столько времени.
Служащие закона позволили. Профессор рассказал механику обо всех событиях, в которых участвовал. История вышла не короткой. Артизан устал, но сон был поверхностным и беспокойным.
Чёрная глазастая тень из озера тянулась своими щупальцами, которые как когда-то отрывались, падали в воду и тонули.
– Тебе нужно сделать ещё кое-что.
– Я скоро пойду на плаху.
– Нет, они тебя отравят газом.
– Очень смешно.
– Я просто ответила, – тень встрепенулась. – Я проведу тебя за грань прежде, чем придёт боль, а пока ты должен проснуться и написать письмо Сумико Ямамото. Передашь его стражам, скажешь, последнее желание. Она скоро вернётся в Эбонхэбэн. Ей нужно будет помешать тому, что могут натворить Лев и Акико. Пусть держит ухо востро.
– Что писать?
– Я продиктую.
Артизан всё сделал, и в камеру газовую вошёл с легким сердцем.
Чёрная коза лесов не соврала.
Профессор Акио услышал, как прогремел гром, а потом оказался за гранью.
Уличные крысы и политические проститутки
Эпизод 1: Братья, лжецы, семья
Город, чьи подворотни кишели крысами, шныряющими в извечном тумане, становившимся гуще у заброшенных зданий над теплотрассами, давил на лёгкие весенним морозным сухим воздухом. Хуже короткой весны после паводка, завершающего неправдоподобно длительные зимы, для Кенджи были только восточные новогодние праздники.
Наихудшим воспоминанием сироты был канун Нового года десятилетней давности. Полиция заставляла уличных ребятишек держать ухо востро, прятаться, страшась промышлять карманным воровством, служившим в то время основным источником дохода.
И пора, наполненная разочарованиями и страхами, наступила внезапно, как всегда любила делать. Удачи, куши и аттракционы невиданной щедрости судьба привыкла подкидывать человеку в предверии нырка, заготовленного для него же, в дерьмо, да поглубже!
Какая-то группа молодых ребят, сверстников тогда ещё юного Кенджи, глумилась над автоматоном. Сирота поразился глупостью избалованной ребятни, но после отчасти понял, что у них вызвало такую реакцию – поведение этого механизма. Удивительный заводной кот из хрома и никеля был одет в человеческие вещи, называл себя Львом и, как оказалось, на полном серьёзе мнил себя человеком, ребёнком.
Автоматон имел способности к исполнению песен, обучению новым, отличался высокой интерактивностью и сразу же показался Кенджи даром свыше, ответом на его просьбы о подарке со стороны Хотейшо. Механический кот внёс свой вклад в развитие труппы уличных сирот. Его выступления давали возможность ребятам с ловкими руками здорово шарить по карманам, прибыль от изумленной публики позволила бездомным детям вкусить новые радости жизни.
Вот только продлилось это недолго. Во время исполнения Львом весёлых песен в жизни сирот появилась Акико. Дочь знаменитого астронома Мотидзуки стала поклонницей автоматона и занозой в детской заднице Кенджи.
Треклятая избалованная малявка увела чудо механики из-под носа труппы сирот, оставив их без гвоздя программы.
Тогда, десять лет назад, в канун Нового года Кенджи в первый и в последний раз поверил в волшебство. Но он был глупым мальчишкой и с тех пор преодолел долгий путь. Сегодня, уже взрослый, сирота состоял в серьёзной организации, нелегальной, и это были не дети.
Своих давних подопечных сироток бесфамильный неприметный лидер вверил парню по имени Джеро, такому же бесфамильному, на год младшему беспризорнику.
Кенджи, не от хорошей жизни, постоянно искал на улицах Эбонхэбэна людей, средства, механизмы, вообще всё и всех, кто мог каким-либо образом быть пристроен в его «семью». Может, кто-то и счёл бы подобное занятие охотой за наживой, жертвами для эксплуатации, или обозвал более гнусно, но лидера труппы уличных гастролёров мнение тех, кто смотрит сверху вниз, не интересовало.
Большинство ребят, сколотивших костяк уличного семейства Кенджи, были с ним, сколько он себя помнил, но жизнь сирот зачастую была коротка. Одних беспризорников никто не видел после ареста, кто-то пропадал без вести, проваливался под лёд, становился жертвой шальной пули. Гибли направо и налево, если говорить честно. В основном пропадали новички. С годами задерживалось в семье всё меньшее количество и ребят, и девушек. Слабый пол скорее оказывался на панели, чем среди мелких воришек.
С Джеро Кенджи познакомился за три года до того, как оставил своих подопечных. Юноша окончательно осиротел недавно, какое-то время провёл в приёмных семьях, но потом оказался на улице. Бродил, попрошайничал, воровать не особо умел. Точнее – вовсе не умел. Попался раз, другой и побоялся оказаться в кутузке. Кенджи быстро разглядел отчаянную нужду в глазах оголодавшего коллеги по несчастью.
Пришлось натаскивать новичка с азов, но способный малый только радовал врожденными способностями. Пришлось ему поискать собственный стиль, бесспорно, от природы вечно тощий даже от самых жирных и сладких харчей, Джеро всем вокруг казался заморышем и слегка ущербным, «худобой», способным пробить на жалость любого скупердяя. Конечно же, Кенджи не пускал в ход попрошайничество, вместо этого разрабатывались мошеннические схемы, кажущиеся куда более пристойным родом деятельности главе беспризорников.
Старые травмы и душевные раны не позволяли всецело растаять лидеру шпаны и всерьёз обзаводиться близкими друзьями. Но Джеро каким-то образом пробился сквозь ледяную стену, предварявшую ту самую зону дружбы.
Кенджи понял это лишь спустя время, когда уже невзначай называл товарища братом, и по-настоящему проникся этим. Не год и не два прошли со дня знакомства бездомных сирот, а три, и всё вновь вело к переменам. Знававший разочарования, но начинающий отходить от по-настоящему суровых, Кенджи на волне нагрянувших событий, решил дать судьбе-шлюхе возможность оправдать свои прошлые косяки.
Когда изо дня в день приходится заботиться о таких мелочах и обыденностях, для кого-то, как кров, еда, вода и тепло, тяжело заставить себя подолгу мечтать о будущем и философствовать о бренности бытия. Перед сном представлялось время, чтобы побыть наедине со своими мыслями, закрыв глаза, только вот усталость говорила: лучше поспи, а то завтра ноги держать не будут, а голова кашу варить.
В перерывах между махинациями с кислой мордочкой заморыша-Джеро, Кенджи находил время для непродолжительных откровений, взаимных, так, скорее всего, ледяная стена и давала слабину, пуская воображаемые струи воды вместо слёз, таяла и сближала тех, кто был и так близко.
