— Как ты себя чувствуешь? — спросил полуночник и переплел мои пальцы со своими.
— Более или менее, — не соврала, но и не сказала правду.
А что я ему скажу? Что чувствую отвращение к себе? Что не припомню, как сильно его любила еще три месяца назад? Что запуталась и устала?
— Я уже сказал Артуру, что мы поехали за тобой. Он очень ждет вашей встречи.
— А далеко ехать?
— Нет, — покачал головой Сирин. — Где-то полчаса. Лунары хоть отшельники, но не настолько, чтобы прятаться в чаще.
Парень невесело улыбнулся, а Орион включил старую кассету с песнями. Это было удивительно уместно, ведь разговоры меня напрягали. Подсознательно не хотела лишних расспросов, потому что еще не пришло время для откровений.
Тревожная и мрачная мелодия заполнила салон автомобиля, а вокалистка, будто пересказала мое душевное состояние своим мелодичным и глубоким голосом. Казалось, что она пытается меня в чем-то убедить. Поэтому я смотрела на зелено-черную полосу леса и слушала ее:
Моя любовь, моя любовь,
Моя прекрасная любовь,
Я не скажу "прощай".
Море может подняться,
Небо может упасть,
Но моя любовь никогда не умрет.
Давай, давай!
Смело иди вперед!
В самую черную ночь.
Мое сердце, мое сердце,
Мое тонущее сердце.
О, все слезы, что я пролила.
О, ты можешь плакать вечно.
Но моя любовь никогда не умрет.
Моя любовь, моя любовь,
Моя прекрасная любовь,
Я не скажу "прощай".
Море может подняться,
Небо может упасть,
Но моя любовь никогда не умрет.
— Но моя любовь никогда не умрет, — сказала шепотом.
Но так ли это? Сможет ли моя любовь пережить все испытания, которые выпадут на ее судьбу? Достаточно ли она сильна? Пальцы Лупула были переплетены с моими. Я чувствовала его тепло, слышала сердцебиение и запах тела, ярче, чем когда-либо. И почему-то голову упорно не покидала мысль, что впереди еще столько горя… Что выпускной класс — будет особенным в негативном ключе. Не знаю, как это назвать: депрессией или интуицией, но душа рвалась в клочья, и хотелось визжать от горя. Хотя пока ничего не случилось. Ключевое слово: пока.
Наконец, на горизонте появилась таблица с надписью: «Джуно». Я с облегчением выдохнула, ведь скоро увижу отца, но радость длилась недолго… Ровно до того момента, когда автомобиль приблизился к дому.
Вокруг было много машин, репортеров, больших камер и незнакомых людей, которые эмоционально между собой переговаривались, топтались туда-сюда и явно кого-то с нетерпением ждали.
Я громко глотнула воздух и уставилась на свой дом, облепленный корреспондентами, как мухами.
— Черт… Откуда они узнали, — рассердился Сирин.
— Что? Кто это? Кто все эти люди? — пролепетала шокировано, пока Орион парковал авто на своем дворе.
Как это я домой попаду сейчас? Они что с ума сошли все?
— Журналисты. Твоя история разлетелась, как горячие пирожки по новостным каналам. Каждый хочет получить эксклюзивное интервью девушки, которая выжила в тайге. Не расстраивайся. Я что-нибудь придумаю, — попытался успокоить меня полуночник.
— Что? — сказала напряженно и вжалась в сиденье, как кот, которого запихивали в воду.
Вот чего точно не хочу — так это давать интервью, чтобы меня показывали по телевидению. Нет, нет и еще раз нет. Какая публичность? Я — молодой оборотень, который недавно едва не умер. Это все явно не для меня.
Лупул вручил мне свой свитер с капюшоном и сказал, что сначала пойдем к его дому. Ведь так будет безопаснее. И, видимо, так действительно было бы безопаснее, но незамеченной убежать не удалось. Когда выходила из машины, кто-то заметил наше трио и, видимо, узнал, потому что начал громко кричать всем, что я в соседском доме. Пришлось бежать, как крысы с корабля и закрывать дом на семь замков.
— Вы можете вызвать полицию, чтобы их выгнали оттуда? — спросила затравленно, и вернувшись в коридор увидела отца, который стоял возле Веги, и смотрел на меня, как на ожившую икону.
В уголках его глаз были слезы, а на лице расцвела улыбка, которая стыдливо пряталась за длинной спутанной бородой. Отец за это время постарел еще больше. На лице прибавилось морщин, тело сгорбилось, а одежда стала еще более старой.
— Лили, — сказал он тихонько и я не выдержала.
Бросилась его обнимать, совсем забыв о репортерах, Сирине и Веге с Орином, которые остановились, возле прохода в кухню. Я не чувствовала никакого стыда и дискомфорта. Отец не видел меня три месяца. Он думал, что его единственную дочь загрызли волки, затянув тело далеко в лес. Он пережил худший эпизод своей жизни, и я никак не могла этого изменить, хотя всем сердцем хотела. Единственное, что оставалось — это быть рядом и пытаться беречь его старость. Кое-как. Неумело, неуклюже, но как-то.
— Папа, прости меня, — сказала, прижавшись к самому родному человеку на свете.
От Артура Портера привычно пахло бензином, рыбной чешуей и деревом. Мне столько всего хотелось сказать ему, но слова перепутались во рту, и я молчала, тяжело дыша и чувствуя гигантский камень вины на груди.
— За что? Ты прости, что привез тебя в это место, — ответил мужчина, и сделав шаг назад, внимательно посмотрел на меня. — Совсем похудела. Выглядишь, как жертва голода.
— И это нужно немедленно исправлять, — подняла вверх градус атмосферы Леда. — У нас здесь праздничный обед, Лили. Пока мужчины будут разбираться, с теми надоедливыми представителями телевизионной профессии, предлагаю поесть. Что скажете?
— Я за! — радостно пискнула Вега, которая стояла неподалеку и выглядела очень счастливой.
— Голодные, как волки, — «пошутил» Орион и весело улыбнулся. — Вы проходите на кухню, нечего стоять на пороге. А с журналистами мы быстро все решим, не так ли, сынок?
— Да, они нам на один зуб, — кивнул Сирин и я четко почувствовала, что сегодня все будет хорошо.
Возможно, завтра или послезавтра и случится что-то плохое, но на сегодняшний вечер судьба решила подарить мне передышку. Поэтому мы вместе двинулись на кухню, а моя депрессия с облегчением выдохнула.
Теперь я была дома.
Глава 7. «Каменная душа»
«Для любви не существует вчера, любовь не думает о завтра. Она жадно тянется к сегодняшнему дню, но этот день нужен ей весь, неограниченный, неомраченный»
Генрих Гейне
Следующие дни проходили удивительно долго. Иногда мне даже казалось, что все дело в часах, которые состарились и поэтому двигались слишком медленно. Каждый час был наполнен тысячами минут. А каждая минута целой вечностью ненужных секунд. Какой-то замкнутый круг, наполненный ароматом краски, тишиной и шорохом страниц, что перелистывались с циклической периодичностью.
