Не знаю, с чего вдруг король решил выразить нам благодарность, но пришлась она весьма кстати и избавила нас с другом от необходимости до ночи писать отчёты и бегать с бумагами. В академии всё равно из администрации мало кто остался, у нас бы и не вышло все подписи собрать, а так ректор и вовсе махнул рукой и разрешил уезжать домой, сообщив, что практику нам официально засчитали.
Жизнь прекрасна! И никто не умер.
— Ну, какие планы? — Уже у ворот, пока мы стояли в ожидании сразу двух наёмных экипажей, подмигнул друг, словно заранее знал ответ.
— Сейчас к родителям, — я старательно улыбку сдерживала, — погощу у них недельку-другую.
— А через месяц встречаемся в Равнограде? — А вот Уилл улыбался, не скрываясь.
У бытового мага слегка порозовели щёки, но отвечать я не стала. Зачем? Ему и так всё понятно.
На прощание Уилл крепко, до хруста в рёбрах, обнял меня, помог забраться в приехавший экипаж, поставил в кабинку мой рюкзак и разрешил вознице трогать, пожелав мне удачи и не влипать в неприятности.
Честно пообещала ничего не делать.
* * *
Путь до родной деревушки занял пять дней и одну пересадку, но в итоге меня довезли практически до самого дома. Пришлось пройтись по лесным тропкам всего немного, четверть часа.
И, конечно, моё появление не осталось незамеченным.
— Гвен приехала! — Завопил во всю детскую глотку соседский мальчишка, озорной и непослушный, но очень добрый и не по годам сообразительный.
— Пхев? — Изумилась я, пока пшеничная растрёпанная макушка ко мне неслась. — Ты куда так вырос?
Всего год же не видела, а он словно на все пять повзрослел.
— Это просто ты стопталась, — нашёл мальчуган решение проблемы, крепко-крепко меня за талию обнимая — выше не доставал пока. — Твои тебя уже две недели как ждут. Ты где ходила?
Пхев сильно задрал голову, рук не разжимая и продолжая меня обнимать, вопросительно в глаза заглянул.
— Учёба, — призналась с грустью, — приехала, как смогла.
Вот тут озорник пакостливо заулыбался и сделал ответное признание:
— Твоя мама почти каждый день пироги делает, тебя готовая встречать. Тебя нет, а сытый Пхев есть.
Рассмеявшись, мальчишка побежал прочь, по пути подхватив с земли какую-то палку и объявив войну зарослям крапивы у забора.
Дальше я уже не шла — летела на крыльях счастья, в покалывающем нетерпении ожидая встречи с семьёй. Я с ними последний раз полгода назад виделась, и то мы вместе всего несколько дней каникул провели, затем пришлось назад ехать, а путь до академии не близкий… Но зато сейчас у нас будет много-много времени на всё. Вообще на всё на свете.
С этими мыслями я свернула направо, толкнула до боли знакомую деревянную калитку, шагнула во двор, медленно взгляд от земли на дом поднимая, да так и замерла, потрясённая.
На пороге родного дома меня в самом деле встречали.
Вот только не родители, а счастливо улыбающийся зеленоглазый некромант.
Глава тридцать восьмая
Я так в калитке и замерла, не веря собственным глазам.
А как можно? Кого угодно я была готова встретить в доме у родителей, но точно не мэра Равнограда, которому, между прочим, даже названия деревни своей не называла!
Но все вопросы перестали волновать, стоило Адриану с деревянного порожка на землю ступить, улыбнуться мне и с нежностью спросить:
— Скучала?
Очень… Всё гнала от себя мысли печальные, а сама дни до встречи считала, вспоминая, как руки его осторожно обнимают и как губы сладко целуют.
Я и не поняла, как ноги сами навстречу любимому понесли, но хорошо видела, как Адриан тоже ко мне поспешил, руки расставив и в объятья поймав.
Чуть больше недели не виделись, а по ощущениям — всю жизнь.
И так мне тепло в его руках было, так хорошо и спокойно, как только в объятьях любимого бывает, и сердце неровно билось, и глаза опять полные слёз, а во дворе цветы цветут и аромат такой нежный и сладкий, и птички в лесу, деревню окружающем, поют, и соседская собачка вдали лает, и так всё чудесно, так…
— Скучала, — Адриан больше не спрашивал, — а я-то как скучал, любимая. Едва ты в экипаж забралась, я чуть лошадей не упокоил, лишь бы не отпускать. Первые двое суток места себе не находил, а когда Укропа за вами отправил, поспокойнее стало…
— Укропа? — Я в изумлении отстранилась, снизу вверх широко распахнутыми от удивления глазами в довольное лицо некроманта посмотрела.
А он стоит, улыбается абсолютно нагло и совершенно бессовестно, а потом нежно так сказал:
— Оглянись, булочка.
Развернулась на месте в тот же миг, да так и застыла, в шоке уставившись на умертвие, невозмутимо у калитки открытой стоящее.
Укроп, и правда. И как тут оказался только? И как же могла я его не заметить?
Адриан мягко, но настойчиво снова к себе лицом развернул, ладонями щёки мои порозовевшие обнял и медленно склонился, дабы накрыть мягкими губами мои губы…
И кто-то растаял. Растёкся, как сахарная лужица. А кому-то другому, смеясь, пришлось меня ловить, за талию рукой обнимать и к груди прижимать.
И тут послышались шаги! Причём их как-то подозрительно много оказалось, а потом от дома прозвучало ворчливое:
— Даже в дом девке зайти не дал.
Папа!
Выскользнув из рук любимого, как маленькая рванула к дому, с разбегу налетев в по-мужски грубые, но всё равно самые-самые в мире любимые объятья своего хмурого, сурового на вид, но самого доброго на свете папы.
Оторвав от земли, он сжал в ответ так, что рёбра захрустели и жалобно я закряхтела, а мама, рядом обнаружившаяся, легонько его по локтю стукнула и пожурила:
— Убьёшь ребёнка.
Меня тут же отпустили, по голове широченной ладонью потрепали и к маме подтолкнули.
И вот её объятья были уже нежными, не смотря на то, что обнимала она тоже крепко, показывая, как скучала во время нашей вынужденной разлуки.
— Приехала, родная, — выдохнула тихонько, не скрывая облегчения, — Адриан так и говорил, что с минуты на минуту будешь, как чувствовал, сам тебя первым встречать и вышел.
Тут мама меня обнимать перестала, отодвинула от себя на расстояние вытянутых рук, за плечи удерживая, и пристально в глаза посмотрела.
Она у меня красивая до невозможности, нежная, как цветочек, и даже чуть потускневшие тёмные волосы и морщинки вокруг глаз её красоты не портили, как украшала и лёгкая полноватость. Они её наоборот делали визуально ещё добрее и краше.
Мама невысокая, мы с ней одного роста, зато папа возвышался над обеими, мы ему по середины груди были.
