– Подумаешь, старший! А я сильнее!
– Ты сильнее? Ты?! – вскипел Хараламбис. – Так давай поборемся!
– Давай! – согласился Трасаки, передавая самопал знаменосцу. – А ты положи серп. Без дураков! Я без оружия, и ты без оружия. По-честному!
Мальчишки, обрадовавшись, сразу же разделились на два лагеря, как будто только этого и ждали. Группа побольше окружила Трасаки, остальные – Хараламбиса.
– Давайте все драться! – предложил знаменосец, видя, что большинство мальчишек на стороне Трасаки.
– Нет, – гордо возразил Трасаки, – будем бороться только мы двое. А вы сядьте в сторонке и не вмешивайтесь. Кто победит, будет вожаком. Идет?
– Идет! – закричали оба лагеря.
Нашли небольшую ровную площадку, убрали с нее тяжелые камни. Кое-кто из мальчишек забрался на скалы. Трасаки затянул пояс, вышел на середину площадки. Хараламбис поплевал на ладони, издал боевой клич и одним прыжком оказался рядом со своим соперником. Их носы почти соприкасались, горячее прерывистое дыхание смешивалось, а глаза метали искры.
– Бей, Хараламбис! Сотри его в порошок, этого городского!
– Давай, Трасаки! Покажи, на что способен сын капитана Михалиса! – кричали из обоих лагерей, подзадоривая самозваных вожаков.
А они все стояли друг против друга, как два петуха, выжидательно покачивались из стороны в сторону, и каждый был готов в любое мгновение наброситься на противника. Однако по-настоящему кровь еще не взыграла, и они принялись на чем свет поносить друг друга. Хараламбис был мастер ругаться. Каждое его слово было как укус. У Трасаки же ругань не очень получалась. Он просто что-то мычал, но и этого ему хватало: он все больше ярился, и уже не терпелось дать волю рукам. Вдруг верхняя его губа оттопырилась, сверкнули зубы. Хараламбис нагнулся, втянул голову в плечи и ударил Трасаки головой в живот. Но тот даже не пошатнулся. Противники подпрыгивали, кружили друг возле друга, как бараны, отталкивая ногами мешавшие им камни. Глаза у них сошлись на переносице, поблескивали только белки. Хараламбис орал и ругался. Трасаки молчал, выжидая удобный момент, чтобы нанести неожиданный удар и повалить противника наземь.
Хлынул дождь, но никто уже не обращал на него внимания. Вода текла по волосам, по затылкам. Хараламбис шлепал по воде босиком. Трасаки был в башмаках и, чуть-чуть отступив для разбега, поскользнулся. Хараламбис ловко подставил ногу, и Трасаки упал бы, если бы не схватился руками за валун.
– Нечестно! Нечестно! – закричал знаменосец, яростно размахивая палкой.
– Здорово, Хараламбис! Молодец! – кричали в ответ деревенские мальчишки, хлопая в ладоши.
Разъяренный Трасаки вырвал из земли большущий камень, но Хараламбис успел схватить серп.
– Глотку перережу, городская гнида! – завопил он. – Брось!
– Самопал! – рявкнул Трасаки и сорвал ружье с плеча Андрикоса. – Хватит забавляться! Или ты меня убьешь, или я тебя!
– Ради Бога, остановитесь! – закричал Манольос. – Мы же забыли о турчатах!
– Давайте кинем жребий! – предложил Харитос. – Кому повезет, тот и будет вожаком.
– Никакого жребия! – разорялся Хараламбис. – Вожаком будет тот, кто прикончит другого!
Он повертел в воздухе серпом и опять бросился на врага. Но Трасаки успел отскочить за скалу, приложил самопал к плечу, прицелился… Пуля пролетела у Хараламбиса над головой. Только эхо разнеслось по горным склонам.
– Ну что, опустела твоя железка? – засмеялся Хараламбис. – Теперь от меня не уйдешь! Твое дело труба!
Трасаки бросил самопал, оглянулся и увидел, что Андрикос протягивает ему серп. Он схватил его, и теперь над головами противников скрестились два серпа.
– Нечестно! Нечестно! – закричали друзья Хараламбиса и набросились на знаменосца.
Феска, служившая знаменем, упала на землю. Все сплелись в один клубок. Палки скрестились с серпами. Кое-кто упал, получив удар, другие попрятались за скалы и принялись орудовать пращами. Кто-то попал Трасаки камнем в колено, он стал прихрамывать, но тут же проворно схватил самопал.
– Опять взял свою пукалку! – издевался Хараламбис. – Стреляй, если у тебя что-нибудь получится!
Трасаки молча зарядил ружье, прицелился.
Харитос испугался: а вдруг и правда убьет кого-нибудь? Он стоял за спиной друга и в мгновение, когда тот нажимал на курок, подтолкнул его под локоть. Раздались хохот и улюлюканье. Трасаки рассвирепел и, повернувшись, заехал Харитосу по скуле.
– Не лезь! Я капитан и сейчас пристрелю собаку Хараламбиса! – Он опять стал заряжать ружье.
Тем временем Хараламбис с несколькими ребятами потихоньку поднимался по склону, чтобы сверху обрушить на противника град камней.
Вот-вот должна была вспыхнуть смертельная схватка, но тут до них долетел истошный вопль. Огромный мужик кубарем катился с горы.
– Турок! – крикнул Манольос. – Турок! Помогите мне, мои ноги!
Трасаки схватил его за шиворот.
– Ах ты трус! Ну и что, если турок? Нападем на него все вместе, братцы! Хватайте оружие!
Вновь объединившись, оба лагеря бросились к нему. Впереди – Трасаки и Хараламбис. Каждый, дрожа от нетерпения, рвался показать всем свою отвагу и ловкость. Мальчишки с пращами забрались на скалу и, зарядив их, выжидали.
– Будьте вы прокляты, сукины дети! – раздался голос. – Я не турок, а Харидимос, пастух старика Сифакаса!
Ребята оторопели, потом приуныли. Как жаль, что это не турок: теперь некого убивать. Где-то в вышине, за спиной пастуха зазвенели колокольчики и затрещали трещотки. Вскоре на горном склоне показались козы и овцы старика Сифакаса.
Харидимос подошел поближе, присмотрелся хорошенько к мальчишкам и разразился смехом.
– Ну и видок у вас! Куда это вы?!
– Мы идем сражаться с турками! – ответил Трасаки. – Я вот даже самопал захватил.
Пастух хлопнул себя по ляжкам.
– Дрожите, турки! Трасаки идет на вас войной!
– Не смейся, дядя Харидимос! – рассвирепев, ответил Трасаки. – Потому что, клянусь верой… – Он крепко сжал самопал.
– А ну вертайте обратно! Быстро домой, негодники! – рассердился пастух. – Слыханное ли дело: сопляки, а туда же – воевать!
Подбежали овчарки и, прыгая вокруг старого пастуха, принялись лаять на мальчишек.
– Домой, я сказал, а не то, ей-богу, натравлю собак!
Мальчишки окружили двоих вожаков, чтобы решить, что же им делать. Мнения разделились: одни предлагали идти дальше, другие, более рассудительные, уговаривали возвратиться домой, а когда-нибудь в другой раз вооружиться получше, запастись хлебом, водой и спичками и отправиться в турецкую деревню.
Пастух от души смеялся, любуясь мелюзгой.
