При воспоминании об этих словах трактирщика охватывала ярость: такое оскорбление нельзя стерпеть, он еще покажет капитану Михалису, на что способен! Но мысль о семье, о таверне тут же заставила его изменить решение.
Увидев капитана Поликсингиса на пороге лавки, Вендузос застыл, как вкопанный. Вот это да! Такой храбрец, а тоже поджал хвост и бросил поле боя! А почему? Да потому, что это в интересах Крита! А ты, дурья твоя башка, мучаешься, взвешиваешь так и этак… Не бери в голову! В сражении тяжело, но еще тяжелее, когда тебе прикажут сложить оружие, смириться… При виде капитана Поликсингиса у Вендузоса сразу на душе полегчало. Поговорю-ка я с ним, решил он, успокою свою совесть – ведь у меня семья.
– Мое почтение, капитан! – произнес он, подходя ближе. – А я вот с гор возвращаюсь… Большой привет тебе…
– Пошел к черту! – Капитан Поликсингис даже замахнулся на него, хотя умом понимал, что только срывает на бедняге злость за свое малодушие.
Вендузос тоже рассердился. Ах так, ну ладно, проходимец, сейчас ты у меня попляшешь!
– Ну как знаешь, капитан Поликсингис. Я ведь думал, ты тоже захочешь передать ему привет, потому как я опять иду в горы, на свой пост.
Он солгал, чтобы просто подразнить обидчика, а на самом деле чувствовал, что у него не хватит духу на это.
– Ты? В горы? Не смеши, Вендузос!
– А что? По-моему, место настоящих мужчин сейчас там, хотя, может быть, ты другого мнения…
Не дожидаясь ответа, он гордо зашагал дальше. И неожиданно для себя утвердился в этой мысли. Да, именно так он и поступит, назло Михалису и Поликсингису. А семья… что ж, Всевышний не оставит ее: позаботится о жене, выдаст замуж дочек.
Вендузос, как на крыльях, прилетел в церковь Святого Мины. Подошел к образу помолиться. Святой, весь сверкая серебряными доспехами, улыбался с иконы, словно благословляя его. «Счастливый путь, капитан Вендузос! – как наяву услышал трактирщик. – Я всегда надеялся на тебя. А о жене и дочерях не беспокойся: возьму их под свое покровительство».
Гордый и счастливый, Вендузос перекрестился и вышел из церкви. Услышав голоса, поднял голову и увидел в окне резиденции митрополита физиономию карлика Харилаоса. Какого черта нужно этому богохульнику, этому обирале у владыки?..
А митрополит сам позвал к себе этого пигмея и выставил богатое угощение. Он преследовал определенную цель. Из Афин в Мегалокастро стали возвращаться беженцы, а их дома были дочиста разграблены турками – одни голые стены остались. Владыка решил уговорить ростовщика Харилаоса помочь несчастным христианам. Карлик хорошо нажился на восстании – это всем известно. Скупал у людей за кусок хлеба вещи и драгоценности. Сундуки его ломились от всякого добра, так пусть теперь ссудит соотечественников деньгами под небольшие проценты.
Митрополит начал издалека. Сперва завел разговор о царствии небесном: оно, дескать, суждено всякому, кто радеет душой за свой народ. Да и здесь, на земле, истинным патриотам почет и слава. А патриотизм не только в том, чтобы отдать жизнь за родину, но и помочь ей встать на ноги всеми средствами, включая деньги. Такие люди обретают бессмертие. А Господь Бог золотыми буквами вписывает их имена в свой свиток и рядом проставляет сумму – сколько дал этот герой на нужды христиан…
Хитрый карлик, не спеша, прихлебывал кофе, курил цигарку и глядел в окно на кипящее белой пеной море. Ишь чего захотел, думал он, меня вокруг пальца обвести! Не трать напрасно времени, владыко, и не такие умники подбирались к моим сундукам, да не вышло.
Когда митрополит наконец умолк, Харилаос затушил цигарку в бронзовой пепельнице и почтительно обратился к Его Преосвященству, в голове карлика звучала глубокая печаль:
– Святые слова, владыко! Я и сам не раз думал об этом… Раздумываю и вздыхаю от обиды: эх, быть бы мне как все мужчины, взял бы в руки ружье и жизни бы не пожалел! Ну, не дал мне силы Господь, так хоть деньгами бы не обделил! Я б тогда все до последнего отдал, как та вдова в Библии, чтобы хоть немного облегчить муки христиан. Может, мне бы это зачлось, когда наступит второе пришествие! Но я, злосчастный, разорен дочиста, дела идут из рук вон плохо, хоть и болтают обо мне всякое, мол, я наживаюсь на бедняках. Не верь, владыко, злым языкам! К примеру, приходит ко мне вдова, приносит перстенек, который доброго слова не стоит. А я даю ей денег себе в убыток, потому что сердце у меня кровью обливается при виде чужого горя… Что ж я – не человек? Что ж, у меня души нету? Виноградник продал, оливковая роща тоже за долги пошла. Дом и тот заложен, Бог свидетель! Сгубила меня моя доброта. А когда ты меня сюда пригласил, клянусь, от радости ног под собой не чуял! Все же есть справедливость на свете, сказал я себе, наверняка Всевышний узнал о моих добрых делах и надоумил нашего митрополита помочь мне из епархиальной казны. Казна-то, слыхать, полнехонька, слава Богу!
Владыка понял, что с такого скряги ничего не возьмешь, одним глотком допил свой кофе и принялся раздраженно перебирать четки. Скорей бы он ушел, сколько времени потрачено на эту скотину!.. Харилаос, догадавшись, что аудиенция окончена, проворно соскочил с дивана и потер крохотные ручки.
– Холод-то какой! Что с нами будет в эту зиму без угля, без теплой одежды, без хорошей еды? Мне пришлось продать всех своих кур. Раньше я каждое утро выпивал свежее яйцо, а теперь не тут-то было! Да смилуется над нами Господь! – Он подошел, наклонился к руке митрополита. – Помолись за меня, владыко! Пойду, пожалуй, ноги не держат, надо прилечь ненадолго.
С улюлюканьем, свистом, наскакивая друг на друга, из школы выбежали ребятишки. Нынче Сиезасыр задержал их, чтобы сказать напутственное слово перед рождественскими каникулами. Учителя нельзя было узнать: это был крепкий загорелый мужик. Недавно он женился во второй раз. Его жена, крестьянка, была уже на сносях, и Сиезасыр едва не лопался от самодовольства. Совсем по-другому стали относиться к нему земляки; даже мальчишки, эти отчаянные сорвиголовы, не осмеливаются теперь измываться над ним.
В своей заключительной речи он еще раз напомнил школьникам, как и для чего пришел в мир Христос, почему проклятый Ирод, как две капли воды похожий на пашу Мегалокастро, решил его извести и как Господь, не дозволяющий несправедливости, простер свою спасительную длань над Иисусом. Далее подробно остановился на детстве Христа, подчеркнув, что тот был прилежным учеником, уважал учителей, родителей и никогда не лгал. И, наконец, перешел к распятию:
– Ирод, как я уже говорил вам, был точь-в-точь паша: на носу бородавка, плешь, а поверх нее фесочка… Только об этом молчок! А Иуда, тот вылитый арап Сулейман: черный как сажа, в чалме и с ятаганом… Да-а, много мук терпел наш Христос. И хулу, и побои, и терновый венец! Мало того, его распяли, как и наш Крит! Но клянусь вам, ребята: в один прекрасный день Крит воскреснет подобно Христу. Нам, взрослым, может, и не доведется дожить до этого времени, но вы, юные, непременно его увидите… Только ведите себя хорошо на каникулах, повторите пройденный материал, как следует, и выучите наизусть слова трех песен: «Узнаю клинок расплаты, полыхающий грозой», «Там, в горах, высоко», «Моя звонкая, острая сабля».
