– Ничего себе! Сколько же ей лет?
– В двадцатые годы, когда я был от горшка два вершка, ее крутили день и ночь.
– «Все хорошо, или Одна беда – собака ваша сдохла»? – переспросила Сэл, глядя в глаза отцу.
– Эту пластинку ставят на собачьих похоронах, – пояснил он.
– Кроме шуток? – усомнилась Рут Бентли.
Тут позвонили в дверь.
– Неужели это за Песиком, машина с кладбища?
– Не может быть! – закричала Сьюзен. – Еще рано!
Повинуясь единому порыву, семья выстроилась плечом к плечу между своим любимцем и надрывающимся звонком, поставив заслон вечности.
А потом все дружно заплакали.
Что удивительно и в то же время трогательно: на похороны пришло множество народу.
– Я и не знала, что у Песика было столько друзей, – всхлипнула Сьюзен.
– Шакалил по всей округе, – фыркнул Родни.
– О мертвых плохо не говорят.
– А что, неправда, что ли? Иначе с чего бы сюда пожаловал Билл Джонсон? И Герт Сколи, и Джим – из дома напротив.
– Эх, Песик, – сказал Роджер Бентли. – Жаль, ты этого не видишь.
– Он видит. – У Сьюзен потекли слезы. – Не важно, где он сейчас.
– Рева-корова, – зашипел Родни. – Тебе дай почитать телефонный справочник – ты и над ним слезами обольешься.
– Заткнись! – не стерпела Сьюзен.
– Сейчас же замолчите, оба хороши!
И Роджер Бентли, опустив глаза долу, вошел прямиком в ритуальный зал, где в уютной позе покоился Песик. Ящик для собаки выбрали не слишком роскошный, но и не слишком простой, а как раз такой, как нужно.
В руках у Роджера Бентли был старый, облезлый патефон. Из-под стальной иглы вырывалось шипение и потрескивание. Соседи выстроились полукругом.
– Похоронного марша не будет, – коротко объявил Роджер. – Только это…
И голос из далекого прошлого стал выводить историю о том, как хозяин, вернувшись с курорта, расспрашивает домочадцев, что произошло в его отсутствие.
Они ему: «Все хорошо, любезный наш хозяин».
А потом спохватились: «Одна беда – собака ваша сдохла. Ох, даже вспомнить тяжело».
«Собака? – не верит своим ушам хозяин. – Да как же так – моя собака сдохла?! Как это все произошло?»
«Виной всему – горелая конина».
«При чем тут горелая конина?» – пытает хозяин.
«У нас намедни вспыхнула конюшня». Ну, собака, мол, объелась горелой конины и сдохла.
«Да как же так? – кричит хозяин. – И почему огонь попал в конюшню? Как это все произошло?»
«Да ветром искру принесло, лошадок крепко припекло, собака сразу тут как тут…»
«Ветром искру?.. – выходит из себя хозяин. – Как это все…»
«Да занавески занялись, до неба искры поднялись…»
«Занавески? Неужто сгорели занавески?!»
«Да поминальная свеча была куда как горяча…»
«Поминальная?»
«Да ваша тетушка слегла и Богу душу отдала, а поминальная свеча была куда как горяча, и занавески занялись, до неба искры поднялись, их в стойло ветром принесло, лошадок крепко припекло, собака сразу тут как тут…»
Короче: все хорошо. Одна беда – собака ваша сдохла!
Пластинка издала прощальный хрип и умолкла.
В тишине у кого-то вырвался сдавленный смешок, хотя в песне говорилось о смерти – собачьей и человеческой.
– Теперь, по всей видимости, нас ждет лекция? – Родни был в своем репертуаре.
– Нет, проповедь.
Роджер Бентли положил руки на конторку, сверяясь с несуществующими заметками.
– Трудно сказать, что привело сюда нашу семью: мысли о Песике или же о нас самих. Думаю, верно и то и другое. Мы живем себе – и горя не знаем. Сегодня на нас впервые обрушилось несчастье. Конечно, не стоит гневить судьбу, чтобы, не дай бог, не накликать новые беды. Но давайте попросим: Смерть, сделай милость, не спеши в нашу сторону.
Он повертел в руках пластинку, будто читая слова песни среди спиральных дорожек.
– Все было хорошо. Вот только на тетушкиных похоронах от свечи вспыхнули занавески, искры разнесло ветром, и собака приказала долго жить. У нас же – как раз наоборот. Много лет все было хорошо. Никто не мучился сердцем, не страдал печенью, жили – не тужили. Нам ли сетовать?
Тут Роджер Бентли заметил, что Родни следит за временем.
– Когда-нибудь придет и наш срок. – Роджер Бентли заторопился. – В это трудно поверить. Мы избалованы благоденствием. Но Сьюзен правильно сказала: Песик своей смертью послал нам осторожное напоминание, и мы должны прислушаться. А заодно порадоваться. Чему? – спросите вы. Тому, что мы стоим у истоков невероятной, поразительной эры – эры долголетия, которая останется в веках. На это можно возразить: если будет война, все пойдет прахом. Не знаю… Скажу только одно: хочу верить, вы все доживете до глубокой старости. Лет через девяносто люди победят сердечные болезни и злокачественные опухоли, а потому станут жить дольше. В мире будет меньше горя – и слава богу. Легко ли этого достичь? Нет, нелегко. Возможно ли к этому прийти? Да, возможно. Не везде, не сразу. Но в конечном счете мы приблизимся к этой цели. Вчера я вспоминал, что полвека назад проведать дядю с тетей, деда и бабушку, братьев-сестер ходили на кладбище. Все разговоры вертелись вокруг смерти. От нее было некуда деться. Время вышло, Родни?
Сын жестом дал понять: осталась одна минута.
Роджер Бентли понял, что пора закругляться.
– Конечно, и в наши дни умирают дети. Но не миллионами. А старики? Они перебираются в теплые края, а не в мраморные склепы.
Отцовский взор охватил всех присутствующих, которые с подозрительно блестящими глазами сидели на скамьях.
– Да что далеко ходить, посмотрите друг на друга! А потом оглянитесь в прошлое. Тысячелетия ужаса и скорби. Не представляю, хоть убейте, как родители могли сохранять рассудок, теряя детей! Но они жили дальше, хоть и с разбитым сердцем. Между тем чума и обыкновенный грипп все также уносили миллионы жизней. Так вот, мы сейчас вступаем в новую эру, но пока этого не осознаем, потому что находимся в эпицентре урагана, где царит спокойствие… Сейчас я закончу; скажу лишь последнее слово о Песике. Мы его очень любили и потому устроили эти проводы, хотя кому-то такие ритуалы могут показаться излишними. Но мы ничуть не жалеем, что приобрели для него участок и договорились посвятить ему прощальную речь. Это не значит, что мы непременно будем приходить к нему на могилу, но кто знает. По крайней мере, у него есть место. Песик, старина, пусть тебе земля будет пухом. А теперь давайте воспользуемся носовыми платками.
Все присутствующие дружно высморкались.
