– Если все, что ты описала, произошло на самом деле…
– Да, это так, – шепнула она, склонив голову.
– В таком случае, – медленно договорил он, – это произошло и со мной.
– Что? – Она едва заметно подняла голову.
– Такое ведь не может случиться с кем-то одним, правда? Это бывает со всеми, во всем мире. Тогда надо признать, что все мое существо девять лет изменялось одновременно с твоим. Каждая родинка, каждый ноготь, всякие там дермисы-эпидермисы. Я ничего такого не замечал. Но это не влияет на суть дела.
Шейла вскинула голову и расправила плечи. Томас поспешил договорить:
– Если все это правда, то я и сам обновился, как ни крути. Прежний Том, Томас, Томми, Томазино остался в прошлом, сбросил кожу.
Она слушала с широко раскрытыми глазами. Он закончил:
– Выходит, мы оба стали совершенно другими. Ты – прелестная незнакомка, о которой я мечтал весь последний год. А я – тот другой, кого ты отправилась искать. Так ведь получается? Согласна?
За едва уловимым колебанием последовал еле заметный кивок.
– О мадонна! – выдохнул он.
– Меня не так зовут, – сказала она.
– Отныне – так. Новая знакомая, иная сущность, другое имя. Тебе как раз подходит. О моя Донна!
Поразмыслив, она спросила:
– А ты тогда кто?
– Я тоже сменю имя. – Он прикусил губу и улыбнулся. – На Вернон. Наверно!
– Вернон, – произнесла она. – Вернон и Донна. Донна и Вернон.
– Ласкает слух. Только надо привыкнуть. Донна?
– Слушаю.
– Выйдешь за меня?
– Как ты сказал?
– Я спрашиваю: выйдешь за меня замуж? Прямо сегодня. Через час. Ровно в полдень.
Только сейчас она повернулась и обратила к нему посвежевшее, загорелое, умытое лицо.
– С радостью.
– А потом мы с тобой опять превратимся в маньяков и куда-нибудь сбежим, – только, чур, ненадолго.
– Зачем? – удивилась она. – Здесь тоже очень неплохо.
– Тогда спускайся, – сказал он, протягивая ей руку. – До следующего обновления у нас целых девять лет. Спускайся, свадебный завтрак еще не окончен. Донна?
Она сошла по ступеням и с улыбкой оперлась на его протянутую руку:
– А где же шампанское?
Баг
Оглядываясь назад, не могу припомнить, чтобы Баг хоть когда-нибудь не танцевал. Прозвище Баг – это, естественно, сокращение от «джиттербаг»; в конце тридцатых годов, когда мы, ученики выпускного класса, стояли на пороге необъятного мира и задумывались над жизненным выбором, которого не было, все сходили с ума от этого танца. Зато я очень хорошо помню, как Баг (на самом деле его звали Берт Багли – от прозвища Баг ему, как ни крути, было никуда не деться) под заключительные аккорды джаз-банда, игравшего на церемонии вручения аттестатов, вдруг выскочил вперед, прямо к сцене, и пустился в пляс с воображаемой партнершей. Зал взорвался. От криков и оваций можно было оглохнуть. Дирижер, вдохновленный самозабвенным мальчишеским порывом, дал знак музыкантам повторить последний куплет, и Баг тоже повторил свой танец; мы не жалели ладоней. Потом оркестр заиграл «Спасибо за память», и все стали подпевать, обливаясь слезами. Прошло много лет, но та картина не изгладилась из памяти: Баг с закрытыми глазами танцует возле сцены, вращая невидимую подругу на расстоянии вытянутой руки; ноги, словно по собственной воле, выписывают умопомрачительные фигуры – танец сердца, не знающий границ. Когда музыка смолкла, никто, включая джазистов, не хотел расходиться. Мы погрузились в мир, сотворенный одним из нас, и как могли оттягивали вступление в тот, другой мир, который ждал за порогом школы.
Примерно год спустя Баг окликнул меня на улице, притормозив свой спортивный автомобиль с откинутым верхом, и говорит: давай, мол, заедем ко мне домой, съедим по хот-догу с кока-колой; я прыгнул к нему в машину, и мы понеслись, задыхаясь от ветра; по пути Баг не умолкал, хотя ему приходилось кричать во все горло, – трепался о жизни, о наступивших временах, но главное – о сюрпризах, которые ждут у него в гостиной – черт побери, в гостиной! – а также в столовой, в кухне и в спальне.
Что же он хотел мне показать?
Призы. Большие и малые, золотые, серебряные и бронзовые кубки, на которых было выгравировано его имя. Награды за победу в танцевальных конкурсах. Вы не поверите, но они громоздились повсюду: и у кровати, и возле кухонной раковины, и в ванной, а уж о гостиной и говорить нечего – там они, как стая саранчи, заняли все открытые поверхности. Трофеи стояли на каминной полке, в книжном шкафу, где уже не осталось места для книг, и даже на полу – между ними приходилось лавировать, но все равно несколько штук я нечаянно сбил. Баг сказал, в общей сложности их набралось – тут он запрокинул голову и что-то подсчитал в уме – примерно триста двадцать; то есть в течение минувшего года он срывал награду едва ли не каждый вечер.
– Неужели, – ахнул я, – это все после выпускного?
– Вот такой я молодец! – развеселился Баг.
– Тебе впору магазин открывать! Признавайся, кто твоя партнерша?
– Не партнерша, а партнерши, – поправил Баг. – Три сотни девушек, плюс-минус десять, за триста вечеров.
– Интересно, где ты откопал триста способных и тренированных девушек, с которыми можно рассчитывать на победу?
– Почему обязательно способных и тренированных? – переспросил Баг, обводя взглядом свою коллекцию. – Это обыкновенные милые девушки, которые вечерами любят потанцевать. Но когда мы выходим на паркет, публика расступается. Все замирают и смотрят на нас, как на небожителей, а мы и рады, что никто не толкается.
Он разрумянился, покачал головой и ненадолго умолк.
– Ты извини. Что-то на меня накатило.
Но он не бахвалился, это было ясно. Говорил как есть.
– А хочешь, расскажу, с чего все началось? – предложил Баг, когда передо мной появилось обещанное угощение – хот-дог и кока-кола.
– Не трудись, я и так знаю.
– Откуда тебе знать? – удивился Баг.
– Все началось в Лос-Анджелесе, с торжественного вручения школьных аттестатов. Кажется, оркестр играл «Спасибо за память», а перед этим…
– «Выкатывай бочку»…
– Вот-вот, «Бочку» – ты выскочил вперед и начал…
– А я и не прекращал, – перебил Баг и, закрыв глаза, с головой окунулся в те времена. – Я просто-напросто, – повторил он, – не прекращал.
– Теперь у тебя все пойдет как по маслу, – сказал я.
Если ничего не случится.
А случилась – ни больше ни меньше – война.
Помню, в выпускном классе я по наивности составил список своих лучших друзей, в который вошло сто шестьдесят пять человек. Представляете? Сто шестьдесят пять – и все как один лучшие друзья! Хорошо еще, хватило ума никому не показывать этот листок. Меня бы засмеяли.
