— Да что ты…
— Пожалуйста, не думай об этом!
— Чт… ауч! Слышь, волшебник, что за шоу? — девушка скривилась.
— Извини, красотка, я об этом думать не буду. Мне, знаешь ли, не хочется башку лишний раз травмировать.
— Ладно, клоун, буду тебя держаться. Таких как ты обычно последними убивают, — она оперлась об косяк.
— А с чего ты взяла, что нас хотят убить? — я задал резонный вопрос. На девушку в проёме было приятно смотреть. Платье красиво очерчивало крутые бедра и высокую грудь. На вид лет… Да сколько угодно. Смотрелась молодой, свежей. Я верил этой внешности? Я её хочу?
— Эй, чудила, ты, конечно, извини, но так откровенно взглядом меня раздевать — это наглость! — она покачала головой.
— Ладно, извини… пойдём лучше приколюху покажу.
Я увлёк девушку за собой, в туалет.
— Вот!
— Мужик, если ты мне покажешь как смачно облегчился, отвечаю, тебе не обломится, будь ты хоть трижды красавчиком! — девушка наконец-то рассмотрела предмет у меня в руках. — И что это? — её брови поползли вверх.
— Мягкий материал. Стоял рядом вон с тем древним туалетом, — я вручил незнакомке свою находку.
— Бумага…
— Что?
— Что «что»?
— Что «бумага», говорю?
— А хрен знает «что», но эта штука называется бумага, — русоволосая покрутила рулон в руках.
— И зачем она тут?
— Ни единой мысли.
— Вот и я о том же. Элемент декора? Головоломка?
— На такой рисовали! — выдала идею девушка.
— Ты хочешь сказать, это для рисования?
— Возможно…
— А тут есть какие-то приборы для этого? Краски, там… — мы оглядели туалет, но ничего не нашли.
— Так, а чем тогда предполагалось рисовать? — озвучила незнакомка очевидный пробел в нашей идее.
Мы переглянулись, и русоволоска поспешно отложила рулон в сторону и поторопилась вымыть руки.
— Слушай, Клоун, а может это для того, чтобы воду с рук вытирать?
— Там есть другие куски бумаги, видимо, для рук.
— У меня как-то отпало желание разгадывать тайны древнего сортира. Очень странно у нас заблочена память. Я знаю слово «бумага», но когда я думаю о бумаге, я могу вспомнить только этот вот белый рулон.
— Аналогично. А ещё я знаю, что у человека есть имя. Как мне тебя звать?
— А что первое на ум лезет?
— Красотка.
— А я красивая? — девушка неожиданно смутилась.
Я покивал и ещё раз раздел её взглядом. Интересно, а она пищит или стонет? А может ойкает?
— Хорошо, буду Красоткой. Мне нравится. А ты Клоун.
— Клоун не нравится мне! — озвучил отношение к идее.
— А мне не нравится, что ты меня во всех позах трахнул взглядом. Каждый страдает по-своему. — Пойдём, Клоун, будешь моим кавалером.
— Кавалеры рассчитывают на то, что затащют кавалершу в койку, — какая-то часть меня говорила, что такой поведение социумом не одобряется. Другая половина говорила, что секс — это первейшая потребность организма. И что всё под контролем.
Девушка окинула меня оценивающим взглядом. Задумчиво прикоснулась к губе.
— Я подумаю. Двигаем.
От девушки приятно пахло свежестью и чем-то… очень необычным. Духи что ли?
Короткий коридор вывел нас в большой зал. В центре его овальный стол. На нём восемь тарелок, напротив каждой нелепый стул с гнутыми ножками.
— О, уважаемые, а не подскажете, может вы что-то помните? Или знаете? — круглый, как колобок, мужчина, подбежал к нам, размахивая руками. На его живом лице плескалось полнейшее отчаяние.
— Конечно!
Я с готовностью закивал, а Красотка закатила глаза в жесте показного отчаяния.
— Мы все соучастники страшного преступления. Настолько ужасного, что мы все вместе решили его забыть. Мы проснулись в необычном, но безопасном месте. Наши финансовые счета полны денег, и мы не можем физически вспомнить, как мы тут оказались. Только так мы можем себя не выдать. И да, если что, мы там все, под конец, свинганулись. Почему бы не развлечься, раз ты даже это не запомнишь?
На меня в полном обалдении уставился не только мужик, но и ещё пара человек в комнате. Невысокий мужчина с тонким нервным лицом и долговязый старик. Его белую бороду оплетали тонкие косички. Он реально был высок, и было видно, что ему непривычно, он постоянно кивал телом. Словно он раньше о что-то опирался, а сейчас этого нет.
— Не слушайте этого балабола, ему ампутировали не только память, но и чувство юмора.
— А ты за него можешь так авторитетно заявлять, девочка?
— Он мне только что демонстрировал свёрток из белой бумаги, это такой мягкий материал. Он утверждал, что люди, которые оправляли свои естественные надобности, на этом свёртке рисовали в процессе. Чем и зачем — уточнения нет, — сдала меня Красотка. — И версию про «свингернулись» я тоже слышала, только малость иную.
— Девочка моя, зачем ты так явно настраиваешь собеседника против меня? Это ведь могла выйти преотличнейшая шутка, — поворачиваюсь лицом к Красотке, и её разглядываю пристально.
— Дядя, это ты не понял. Хочешь, чтобы я тебе на лицо села — порази меня чем-то более весомым, чем профессиональные завирания, — красотка отправила мне воздушный поцелуй.
— Прихоть женщины — закон, — кланяюсь.
— Фу, что за безвкусный сексизм! Мы с тобой просто партнёры, дядя, и просто думаем, трахнуть друг друга или нет. Я тебе озвучиваю порог входа, так сказать.
— Беру тогда смелость дать обещание, что до конца дня я поражу вас в самое сердце своей изысканной шуткой так, что вы признаете, что мои приколы — это истинное искусство!
— Хорошая заявка, Клоун, мне нравится. Люблю я, знаешь ли, когда мужчины на себя лишнего берут. Но я совершено не помню, откуда я это помню.
— Нас нельзя лишить памяти, чтобы не оставить инвалидами. Наше взаимодействие с телом происходит в том числе и за счёт накопленного телесного опыта. Ты разучишься ходить, если не дышать. По сути лоботомия, зачистка мозга. У нас память заблокирована. Мы не можем обратиться напрямую к воспоминаниям, но мы можем довериться нашим инстинктам. Это истинные мы, те кто пришли сюда. Наше теперешнее «Я» полноценно мыслит только благодаря тому, что существует иной, глубинный слой, иное «Я». Вы смогли бы довериться тому незнакомцу, тому человеку которым были до этого? Вас разделяет только память, — это заговорил долговязый старик.
Мы все стояли, открыв рты. Дед вещал как по писанному, очень похоже было на правду.
— Дед, а ты откуда всё вот это вот знаешь? — круглолицый, судя по мимике, деда едва за бороду не подёргал.
