– Не знаю, – рассмеялась она, – но, наверное, здорово!
– На, почитай пока, а я пойду соберусь… – протянул он ей телефон.
– Ты уходишь? – удивилась Рита. – Один?
– Куплю билеты нам на поезд. А на самолет купим перед вылетом. Сейчас не туристический сезон, вряд ли есть дефицит.
Им предстояло проехать ночь на поезде до Москвы, а оттуда уже лететь в Индию. Но сначала нужно получить на руки документы. И еще Гордею нужно было побыть одному, чтобы подумать. Настроение Риты неизменно действовало на него и совсем не так, как оба они этого бы хотели.
Из здания вокзала Гордей выходил с двумя билетами в СВ. Через три дня им предстояло покинуть этот город, а вскоре и страну.
Вокзал находился на окраине города и был построен на холме. Стоя на крыльце и скользя взглядом по расстилающимся под ногами окрестностями, которые оставляли сердце Гордея равнодушным, потому что этот город был ему чужим, он отчетливо понял, что должен сделать прямо сейчас.
Телефон остался дома, и Гордей воспользовался услугами таксофона. Номер брата он помнил наизусть, оставалось надеяться, что тот его не поменял.
– Калина, – произнес Гордей, чувствуя комок в горле.
Голос брата совсем не изменился. Перед мысленным взором всплыл образ крупного мужчины (Калина был заметно крупнее Гордея), сидящего в кресле с телефоном в руке, который смотрелся игрушечным.
– Гордей? – брат тоже узнал его сразу же и, похоже, сильно удивился.
– Я, брат.
Гордей мысленно усмехнулся. Ни для кого в клане не секрет, какой упрямый их бывший альфа. Поди и не ждали, что он даст о себе знать так быстро, если вообще ждали от него весточки.
– Ты где? – спросил Калина, и снова Гордей отчетливо представил, как брат подался вперед, нахмурился, соображая, что можно сказать еще.
Из них двоих именно Калина любил всех по-настоящему. В его сердце хватало места для всех. И пусть забота его была грубоватой, пророй даже навязчивой, но он никогда не забывал ни про брата, ни про племянника – Луку, ни про безвременно ушедшую в иной мир сестру – мать Луки. А еще брат был очень справедливым, всегда поступал по совести, чего почти никогда не делал Гордей. Понятие совести ему не было свойственно. Выгода, обогащение, эгоизм, похоть – вот то, что было в его жизни главным. Как часто они с братом ссорились из-за этого! Но никогда Калина не позволял себе усомниться в лидерстве альфы. Кроме того раза, который стал последним.
Тогда Гордей посягнул на святое – пару Калины, женщину, которую тот любил больше жизни. Вот тогда брат пошел против него, как и все остальные, в общем-то. От него отвернулись все, и он ушел. Его не гнали открыто – выбор он сделал сам. Но даже тогда еще в нем жила исключительно обида, а не осознание собственных ошибок.
– Как Лука? – спросил Гордей, сбрасывая наваждение. Не для того он позвонил, чтобы жалеть себя или вспоминать прошлое. Он позвонил попрощаться.
– Никак не поумнеет, – усмехнулся Калина. – Ждем, когда это случиться, чтоб назначить его альфой.
– А ты?..
– Ты же знаешь, как я к этому отношусь. Да и какой из меня командир!
– Маруся как?
Маруся… Перед этой девушкой он, пожалуй, виноват больше всех. Ведь знал с самого начала, о чем замыслила сестра – Елена, и не только не помешал ее планам, но еще и всячески поддерживал. Он единственный, кто общался с ее духом, после того, как тело ее предали земле. Они всегда были похожи. Оба взрывные и нетерпимые, не признающие собственных ошибок. Сейчас ее дух упокоился, и благодарить за это следовало Марусю, но тогда…
Елена любила, и любовь ее была безответной. Самец, которого выбрала она, предпочел другую, и он же убил ее, спасая ту – другую. И пусть бой был честным, а на кону стояла человеческая жизнь, но даже сейчас Гордей чувствовал, что не простил того, кого они называли дикарем, и кого выбрала Елена.
А когда у дикаря родилась дочь от соперницы, дух Елены решил отомстить. И снова Гордей не отговорил ее. Она выкрала Марусю из дома и пустила через все круги ада, нещадно травя девушку и всячески унижая. И тогда Гордей мало того, что не вмешался, так еще и воспылал страстью к юной красавице. А потом еще и решил поквитаться с ее отцом, будто мало тому было, что по его милости страдает дочь. По мнению Гордея, дикарь заслуживал смерти. И если бы не Калина и их с Марусей любовь, еще не известно, как бы закончилась эта история.
– С Марусей все хорошо, – отозвался Калина, и в голосе его прозвучала нежность. – У тебя родился племянник.
– Как назвали? – от этой новости сердце Гордея защемило, а на глазах выступили слезы. Голос не хотел слушаться, но он заставил себя говорить ровно.
– В честь отца – Савелием, – Калина замолчал, и Гордей не знал, что еще можно сказать. Вернее, он хотел сказать так много, только разве ж словами передать все то, что испытывал в настоящий момент. – Возвращайся, – донеслось до него из трубки.
Даже если бы хотел, не смог этого сделать.
– Передай Марусе… что я прошу у нее прощения… за все. И целуй от меня маленького Савелия.
– Гордей, в клане тебе всегда есть место.
– Я знаю, брат. Но я уезжаю…
– Далеко?
– Далеко.
– Не хочешь рассказать?
– Не сейчас, Калина.
Он не знал, доведется ли ему еще увидеться с братом, как и рассказать тому обо всем, что пережил в последнее время. Но в душе уже разливалось теплое чувство благодарности, за то что брат не таит на него обиды, и от мысли, что все у них там хорошо.
– Гордей… береги себя, – только и сказал Калина после паузы.
– И ты, брат.
Больше он ничего не сказал. Повесил трубку и какое-то время прижимался лбом к таксофону. Одну вещь Гордей понял отчетливо – брат гораздо сильнее его, хоть и всю жизнь он считал иначе. И сила Калины именно в доброте, которой Гордею еще только предстоит научиться.
***
Мне кажется, я сошла с ума. Ни о чем больше не могла думать, как о предстоящей поездке. Считала часы до отправления. Видела, какой хмурый и напряженный стал Гордей, но не хотела даже спрашивать, что его тревожит. Я до ужаса боялась, что что-то может пойти не так, и в самый последний момент наша поездка может отмениться. И это станет крахом всему, а чему именно я и сама не знала. Только мысли эти, как я не гнала их, постоянно лезли в голову.
Особенно тяжело было засыпать вечерами. А по ночам мне снилось столько снов, сколько не видела за всю свою жизнь. И во всех них было море. Я точно знала, какое оно, хоть и никогда его не видела. Во сне я купалась в море, ощущая его горько-соленый вкус. А может это были мои слезы, в которых я просыпалась каждое утро. Что заставляло меня плакать, не помнила, но в какой-то момент море исчезало, и место его в моих снах занимала чернота. Что-то в ней происходило, но это не отпечатывалось в памяти. И лишь слезы намекали на то, что ничего хорошего я там не видела.
