— Расслабляет. Хочешь? — И он протянул фляжку Сабине. Девушка молчала. Ее напряженное лицо было бледным от усталости. Стараясь не смотреть на Павла, она покорно взяла фляжку, сделала приличный глоток и неожиданно выпалила:
— Какой же ты гад, Павлуша. Недаром, видно, Каспаров тебя из бизнеса вышвырнул.
— Замолчи, женщина. Не твоего ума это дело. И не дрейфь. Труп я вывезу завтра ночью, и его никто никогда не найдет. Алиби у нас с тобой железное. Ты была в ресторане, потом поехала домой. А я всю ночь провел в твоей постели, правда, солнышко?
Сабина угрюмо молчала.
— Кстати, позвони какой-нибудь подружке. Придумай повод и позвони. В таких случаях сонная подружка обычно спрашивает: «Ты с ума сошла? Посмотри на часы». А ты отвечаешь: «Ой, Ларис, извини, я и не думала, что так поздно. Пока фильм по НТВ досмотрела… Целую. До завтра». Вот тебе и алиби. Завтра твоя приятельница сообщит, что вчера ты сидела дома и смотрела телевизор, потому что она точно помнит, как ты звонила ей в три часа утра. Кстати, уже двадцать минут третьего. Звони давай, слышишь? — Павел нетерпеливо пихнул Сабину локтем.
— Я из дома позвоню. Звонок с мобильного на междугородний похож, ты же знаешь, — парировала Сабина, медленно выруливая на площадку перед домом.
Павел вышел из машины и внимательно огляделся: пустынный двор освещался четырьмя подслеповатыми фонарями, один из которых страдал нервным тиком. Три панельные девятиэтажки сурово взирали на подозрительные фигуры, выскользнувшие из машины и торопливо направившиеся к одному из подъездов. Непроницаемые, точно ослепшие, квадраты темных окон смотрели враждебно, Сабине хотелось укрыться от их немого осуждения как можно скорее.
Они молча поднялись на лифте на седьмой этаж, молча разделись и молча прошли на крохотную шестиметровую кухню. Павел спокойно, по-хозяйски открыл холодильник, достал палку сырокопченой колбасы, помидор, огурец и пучок петрушки, распахнул дверцы бара и, обнаружив в нем бутылку виски, удовлетворенно присвистнул:
— Однако! Ты, по ходу, со своим телевизором не бедствуешь.
Сабина сидела неподвижно, безучастно глядя перед собой невидящими, полными неизбывной тоски глазами. Павел пожал плечами, порезал колбасу, помидор, достал чистые бокалы и наполнил их коричневатой жидкостью с резким сивушным запахом, взял свой, другой пододвинул к бледной с голубыми прожилками вен руке Сабины. Она брезгливо отпихнула его и отвернулась.
— Пей, — угрожающе сказал Павел. — Тебе нужно расслабиться и поспать, слышишь?
Пустое, почти бессмысленное выражение ее глаз пугало его. Черт его знает, чего ожидать от этой бабы, а вдруг она завтра его сдаст? Хотя… вряд ли. Повязал он ее крепко. А она не дура.
— Пей, — настойчиво повторил он. — И подружке позвони.
Сабина машинально взяла бокал и медленно выпила, сморщилась, сдавленно кашлянула, встала и, не взглянув на Павла, скрылась в ванной. Послышался короткий жалобный визг открываемого крана и шум льющейся воды. Павел прошел в спальню, разделся и прилег на кровать, рядом поставил бутылку скотча.
Сон не шел, он налил себе еще порцию виски и с отвращением выпил. Нервы, взвинченные ночным кошмаром, успокаиваться не желали, спиртное облегчения не приносило. Сабины все не было, он чертыхнулся и пошел посмотреть, что происходит. Постучав для приличия, он распахнул дверь и обомлел. Сабина оцепенело лежала в холодной воде и с таким отвращением разглядывала пузырящуюся вокруг бледного, как у всех рыжеволосых, тела воду, точно в ней резвилась стайка чертей. На бортике ванной хищно поблескивало лезвие бритвы.
«О, да у нас тут самоубийство наклевывается. Я, похоже, вовремя», — сообразил Павел, проворно убрал лезвие в шкафчик и выудил девушку из ванной. Завернул ее в махровый халат и перенес на кровать. Стуча зубами от холода, Сабина не издала ни звука, он старательно растер девушку халатом, накрыл одеялом, налил в бокал еще виски, насильно заставил выпить и приказал:
— Теперь спать. До утра.
Она покорно закрыла глаза и повернулась на правый бок. Павел удостоверился, что девушка задремала, и отправился на кухню. Вытащил телефон и набрал номер Лизы. Дочь ответила почти мгновенно. Павел коротко сказал:
— Лиза, все в порядке. Тебе не о чем волноваться. Поняла?
— Да, папа, — мертвым голосом ответила дочь.
— Мать спит? — как ни в чем не бывало, поинтересовался он.
— Да.
— Утром мне придется сказать, что я был у любовницы. Будет скандал, но другого выхода нет. Нужно алиби. Постарайся немного поспать, завтра встреча с милицией. Ты должна быть в форме. Помни, ты ничего не знаешь. Работала, потом приехал шеф и отпустил тебя домой, больше ты его не видела. Лады?
— Да, папа, — голос дочери чуть оживился. — Папа, я прихватила с собой его портфель. Там деньги. Много.
— Сумасшедшая, — вскинулся было Павел. Немного помолчал и уже спокойнее добавил: — Хотя, с паршивой овцы… — и, не окончив фразы, положил трубку.
В квартире стояла гробовая тишина, только из неплотно завернутого крана на кухне с легким звоном капала вода, создавая иллюзию нормальной жизни.
«Как бы я хотел, чтобы эта проклятая ночь оказалась просто дурным сном», — подумал Павел и налил еще виски. Завтра предстоит разыгрывать беспутного мужа, проведшего в объятиях любовницы бурную ночь, значит, он должен заснуть, во что бы то ни стало.
Сабина забылась беспокойным сном. Снилось лето, яркий солнечный день, они с Павлом гуляют по берегу реки, вокруг буйное разнотравье, пьяняще пахнет луговыми цветами и медом. Павел подходит к ней, нежно обнимает, протягивает губы для поцелуя — и вдруг это уже не Павел. Перед ней обезображенное, запекшееся черной кровью лицо Каспарова. Глаза мертвеца: страшные, холодные и пустые. Он впивается ей в горло ледяными пальцами. Сабина пытается закричать, но дыхания не хватает, труп душит ее, сдавливая шею, будто стальными клещами, она вот-вот потеряет сознание. Сабина хрипло вскрикнула и проснулась. Сердце бухало так, что она на самом деле едва не задохнулась. Глухая ночь вокруг, рядом тихонько похрапывает Павел. Девушка с трудом отдышалась и больше не смогла сомкнуть глаз. В шесть утра Павел поднялся, быстро оделся и, дохнув в лицо Сабины перегаром, сказал:
— Закрой за мной дверь. Будешь разговаривать с ментами, помни об уговоре. Встретились у супермаркета, поехали к тебе, я остался на ночь. Никуда не выходил. Ключ от гаража я беру с собой. У тебя есть запасной. Об остальном не беспокойся, завтра после обеда можешь взять машину, в ней ничего не будет.
Не проронив ни слова, Сабина проводила Павла, закрыла за ним дверь и легла. В больших зеркалах стоявшего напротив кровати шкафа-купе отразилась жалкая потерянная женщина с мертвенно бледным от бессонной ночи лицом и копной рыжих спутанных волос. Сабина брезгливо поморщилась, подтянула колени к животу и закрыла глаза. Мысли об убитом Каспарове преследовали ее. Может, сообщить о происшедшем Свешникову? Уж он-то со своими связями сумеет помочь ей выпутаться. В конце концов не по своей же воле она оказалась в этой заднице. Но кто она ему? Никто. Он может не поверить ей, а узнав о том, что Сабина была любовницей Павла — убийцы, не поверит точно. Отмахнется от нее, как от прокаженной, первым же за руку и схватит. Нет. Петля, плотно затянутая на ее жизни, душила, ломала, корежила и грозила гибелью. Нет. Она оказалась с убийцей в одной упряжке, невольно, но это произошло. И пути назад нет. Остается одно — набраться мужества и помогать Павлу. Если милиция выйдет на его след, он церемониться не будет и выдаст ее с потрохами. То, что ему на нее глубоко плевать, она уяснила прошлой ночью. Боже, ну почему, почему все так? Только она подняла голову, только размечталась о шикарной жизни под крылом солидного мужика, как судьба швырнула ее оземь. Да с такой силой, что теперь не о звездной карьере, о спасении шкуры нужно думать. И зачем Градову понадобилось убивать Каспарова? Отомстил бывшему дружку? Очень может быть. Странно, ведь столько лет прошло. Должен бы смириться. Но нет, не смирился, затаил злобу и отомстил. Да как страшно. Значит, и ей, Сабине, нужно слушаться. Иначе он и ее…
