Проехав через дворик, мы остановились возле центрального входа в лазарет. Подъезд приёмного покоя находился в стороне, отгороженный аккуратно подстриженной самшитовой изгородью.
Войдя внутрь, мы подошли к конторке, за которой сидела молодая женщина в белом костюме и косынке с золотым крестиком надо лбом. На груди ее рядом с карточкой-бейджем красовалась небольшая бляха с гербом ордена. Здесь женщин принимали в члены ордена.
Не успели мы спросить о Джексоне, как из бокового коридора появилась заплаканная Лия с высоким крепким мужчиной, у которого из-под ворота халата виднелась широкая цепь из золота. Не знаю, какие у них знаки отличия, но этот был явно высокопоставленным чином в миссии. И вид у него был усталый и замотанный, но очень заботливый и профессиональный.
Увидев меня, Лия опять расплакалась и уткнулась лицом мне в грудь. Доктор с рыцарской цепью протянул мне сильную руку и пожал её, как равной.
— Меня зовут Раймонд, я возглавляю миссию и являюсь главврачом лазарета, — объяснил он.
Я представилась и представила Эльвера. Раймонд внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Они говорят, что он давно был болен, — всхлипнула, немного успокоившись, Лия. — Но я ничего не замечала.
— Мы можем его увидеть? — спросила я.
— Можете, но говорить — нет. Он в коме на полном искусственном жизнеобеспечении. Ещё ночью у него отказали лёгкие, а потом и всё остальное, — Раймонд задумчиво взглянул на Лию. — Не знаю, как можно было не замечать такого.
Он развернулся и повёл нас по коридорам с белыми арочными сводами. Мы остановились возле небольшой палаты, отгороженной от коридора прозрачной стеной. Джексон лежал на высокой кровати, весь опутанный проводами и трубками, покрытый пластиковым куполом кислородной палатки.
— Так что с ним? — спросила я.
— Вы вряд ли знаете что-нибудь об этом заболевании, — произнёс Раймонд. — Современные земляне понятия не имеют что это такое. А несколько веков назад это было опаснейшее заболевание, уносившее тысячи жизней. Это туберкулез или чахотка. Вашего друга привезли к нам из городского клинического центра Святой Терезы, потому что знают, что у нас богатая библиотека, в которой есть старинные книги по медицине. К счастью для него, я сталкивался с этим заболеванием, когда работал в миссии на Армоне. У шахтеров из-за плохих условий труда и большой влажности иногда случалась чахотка. Я знаю, как её лечат. Но здесь… Последняя стадия. Лёгкие практически разрушены. И вы ничего не замечали? — он снова взглянул на Лию.
Она замотала головой.
— Я тоже общалась с ним в последнее время и не замечала никаких симптомов, — заметила я.
— А вы их знаете?
— В основном, по книгам, — призналась я.
— Этого достаточно. Он вообще не должен был передвигаться.
— Он даже не кашлянул ни разу.
— Чертовщина, — вздохнул Раймонд. — Ладно, молитесь и Господь нас не оставит. Его мозг жив. Состояние тяжело, но стабильно. Я созову консилиум, обсудим возможность трансплантации искусственного легкого. Смущает изношенность организма.
— Ему только семьдесят восемь, — пискнула Лия.
— Я думал, лет девяносто. Но, не будем терять надежды. Извините, мне пора готовиться к операции. Наш диспетчер в любое время суток сообщит вам о состоянии вашего отца. Номер телефона у вас есть. Да не оставит вас Господь своим попечением.
Попрощавшись таким необычным способом, он удалился по своим делам, а мы пошли к выходу.
— Он сам вызвал врачей, — бормотала Лия, на ходу утирая слёзы. — И открыл дверь, потому что чувствовал, что когда они приедут, он уже не сможет это сделать. Его увезли сначала к Святой Терезе, потом сюда.
— Тут хорошие специалисты, — рассеянно произнесла я. — Они все учатся на Земле, а потом стажируются в колониях под руководством опытных хирургов и эпидемиологов. Он не оставил никакой записки?
— Папа? Нет. Он читал, когда ему стало плохо.
«Чертовщина», — вспомнила я слова Раймонда. Верящий в Бога не может не верить в Дьявола. Раймонд выражался не иносказательно. Он сказал именно то, что имел в виду. Госпитальеры не только лечили, они занимались различными исследованиями, в том числе и историческими, а, может быть, и богословскими, демонологическими и прочими, уж не знаю, как они там назывались. Расцвет Ордена пришёлся на время Крестовых походов, как потом выяснилось, на один из пиков обострения борьбы Добра и Зла на Земле. И они не стояли в стороне. Они многое об этом знали. И современные их последователи наверняка работали сейчас над восстановлением утраченных знаний своих предшественников.
Размышляя таким образом, я шла вслед за Лией и утешающим её Эльвером, когда в поле моего зрения появился человек в чёрном, стоявший, прислонившись к стене и сунув руки в карманы брюк. Проходя мимо, я скользнула взглядом по его лицу, может, потому, что черное на белом было слишком уж заметно. И встала как вкопанная.
Резко обернувшись, я не увидела ничего, кроме белой стены.
— Лора? — тревожно спросила Лия.
— Вы видели здесь человека в чёрном? — я взглянула на неё и Эльвера.
Они переглянулись и отрицательно покачали головами. Лия в её состоянии могла не заметить, но Эльвер с его хладнокровием и профессиональной настороженностью небесного командос замечал всё, что видел. И если он не заметил, значит, не видел.
А я видела. Видела и сейчас, хоть и взглянула на него мельком. Он так и стоял перед моим мысленным взором, в чёрных пиджаке, шелковой рубашке и брюках, с короткой стрижкой и лицом средневекового алхимика по имени Джулиан МакЛарен. Он был таким, каким явился ко мне во сне в первый раз. Только глаза были вовсе не такими ярко-зелёными, а взгляд был холодным, оценивающим и слегка насмешливым. И насмешка была злой.
— Вам что-то показалось? — спросила Лия.
— Вряд ли… — пробормотала я. — Нам нужно поехать в дом Ларса, — я впервые назвала его так. — Если у него было время позвонить в скорую и открыть дверь, значит, скорее всего, он нашёл его и для того, чтоб оставить нам подсказку.
— Подсказку о чём? — дрожащим голосом спросила она.
— О том, кто посетил его этой ночью.
Эльвер внимательно смотрел на меня. Его взгляд был жёстким и понимающим, а голубые пальцы уже поигрывали ключами от машины.
Глава 21
В доме Джексона ничего не изменилось. Даже пентаграмма всё так же белела на полу в гостиной. Мы обыскали всё, но не нашли никакой записки.
— Может, у него никого не было, — растерянно проговорила Лия.
— Эта болезнь развивается в течение нескольких месяцев, если не лет, — возразила я. — Она не может развалить организм за несколько часов.
— Папа немолод.
— Но далеко не развалина. Нет, здесь что-то не так, — я осматривалась по сторонам, ища хоть какую-то подсказку. — Его посетили. Задали вопрос, но он не ответил. Болезнь — это наказание. Смущает и то, что на него наслали болезнь, которая уже практически не встречается, потому что методы излечения были найдены сотни лет назад. Её забыли и почти утратили навыки её лечения. А кто-то привёз её сюда.
