Когда я подошла к сторожке, Эльвер уже пытался наладить контакт с длинноволосым парнем в чистой, аккуратно залатанной одежде. Но тот смотрел на него, надув губы, и качал головой, что-то бормоча.
— Злая киска, — с трудом разобрала я. — Очень злая киска…
Увидев меня, он вдруг расплылся в улыбке и бодро затараторил:
— Едет святой Георгий на коне, на нём плащ ал… Берегись, дракон! — а потом вдруг взглянул на Фарги и его глаза расширились от восторга: — Спустился с небес Святой Михаил… Берегись, Сатана!
— Тилли, — я приблизилась к нему и присела на корточки. Он сидел на пороге, радостно и доверчиво глядя на меня. Фарги подошёл ближе и погладил его по голове. — Скажи Тилли, что ты видел ночью?
— Тилли видел даму, — кивнул он. — Высокую тёмную даму, — он ткнул пальцем в Лию. Наверно, он имел в виду то, что она, как и Лия, была темнокожей. — У неё были длинные волосы. И горло перерезано, — он ещё раз кивнул.
— Она была ранена? — уточнила я.
— Убита, — с улыбкой кивнул Тилли. — Крови не было. Кровь в чаше. Чашу она несла в руке. Пошла в церковь, — он махнул рукой в сторону храма.
— Она вошла в церковь? Как она открыла дверь?
— Не открывала, — Тилли снова кивнул. — Дверь заперта. Прошла сквозь дверь. Потом шум… Тилли испугался. Ушёл спать.
Он опять кивнул и с благоговением покосился на Фарги, гладившего его по голове.
— Что он говорит? — нахмурился Эльвер.
— Злая киска! — фыркнул на него Тилли.
— Позвоните ещё раз в полицию, — попросила я. — Пусть проверят на месте ли тело Эфиопии Пали.
— По крайней мере, чашу они там не нашли, — сообщил он, с мрачным видом снова набирая на коммуникаторе номер. — И у них тоже появилось подозрение, что это была её кровь. Они как раз собирались проверить.
Я посмотрела на Тилли. Фарги присел рядом с ним на корточки и, гладя его по щеке, что-то ласково нашёптывал. Тилли смотрел на него затуманенным от счастья взглядом и кивал.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Не мешай, — отмахнулся Фарги.
Я пожала плечами. Эльвер выключил коммуникатор и сунул его в карман.
— Они не могут найти тело. Кто-то забрал его из морга для вскрытия, но до прозекторской его не довезли.
— Что ж, нам придётся подключиться к поискам.
Я посмотрела на Фарги.
— Ты с нами?
— Потом, — на мгновение прервав общение со своим новым другом, бросил он.
Глава 28
— Мне всегда больше нравилось помогать живым существам, чем убивать их… — поведал мне Фарги, вытягиваясь в кресле наподобие большого грациозного кота. Он отсутствовал несколько часов и объявился лишь, когда начало темнеть. Вид у него был довольный, если не сказать блаженный. — У бедняги в детстве погибли родители, причём на его глазах. Это было страшное зрелище. Он сам чудом уцелел, но его психика дала сбой. Он так и остался в том возрасте, причём его до сих пор мучили кошмары, по сравнению с которыми даже появление убитой дамы с перерезанным горлом и с чашей крови в руках — не более чем занятное происшествие.
— Ты сказал «мучили»? — я присела напротив него в кресло.
Он посмотрел на мои ноги.
— Я не видел у тебя этих джинсов. Они тебе идут.
— Фарги!
— Ладно, он принял меня за Святого Михаила, он не в себе. Я мог избавить его от этих кошмаров. В конце концов, это мог сделать любой квалифицированный психиатр с навыками парапсихологического гипноза или хотя бы внушения! Я ему помог. Может, этого не заметит никто, кроме него. А если и заметят, что он им скажет? Меня излечил Святой Михаил! На здоровье. Помолимся вместе. А джинсы, и правда, красивые.
— Похоже, ты здорово оттянулся, если заметил штаны, которые я на твоих глазах проносила почти до дыр.
— Не может быть! Я не мог быть настолько невнимательным! — ужаснулся он. Потом пожал плечами. — Хотя, кто его знает. После смерти я не живу, прости за каламбур. Я создаю лишь видимость, для себя. Жизнь — это общение, это помощь другим людям и существам, это творчество. Да, сегодня я оттянулся. Я почти счастлив.
— Почти?
— Я счастлив настолько, насколько может быть счастлив тот, кто уже не живёт.
— Ладно, мой милый, не будем о грустном. Ты сделал хорошее дело. Может, даже излечил несчастного безумца.
— Нет, он так же безумен, как и раньше. Если б я попытался сделать его нормальным взрослым человеком, я обрёк бы его на страдания, которые во взрослом состоянии неизбежны. К тому же он утратил бы свой дар ясновидения. И ради чего? Ради сомнительного счастья быть как все? Нет, пусть живёт среди духов и ангелов. И, может быть, когда-нибудь его дар сослужит хорошую службу этому миру. А пока вернёмся к нашим баранам. Что с Кратегусом?
— Ничего. Масунты разбежались по городу, выслеживая эту зомбированную девицу.
— Вряд ли в данном случае можно говорить о том, что она является зомби в обычном смысле этого слова…
— Фарги!
— Хорошо, не буду. Короче, они ищут ходячий труп Эфиопии Пали. Ребятам положительно нечем заняться.
— Разве не она — та верёвочка, которая приведёт к нему?
Он улыбнулся.
— Лора, детка, ты меня удивляешь. Хорошо хоть, что ты не носишься по городу вместе с котятами. Кратегус может быть где-то рядом с тобой. Ты не выйдешь через Эфиопию на него, если не это его цель. Он ведёт какую-то игру. Тебе следует просто следить за его действиями и пытаться понять, чего он добивается. Эфиопия — или приманка, или отвлекающий фактор. Тебе не нужно искать его потому, что он сам должен найти тебя. А ты его не найдёшь, да тебе это и не к чему.
— Может, мне удастся застать его врасплох?
— Ты забываешь, что это не существо. Это сущность. У него нет базы. Если ему нужна безопасность, он просто покинет этот мир. Если ему нужно спокойное место, он материализуется в штабе Братства Тьмы и будет витать под сводами или застынет в сумраке колонн. Он не человек. У него нет слабых мест, он ни в чём не нуждается. Он не ест, не пьёт, не спит. Он не живёт. Он существует ради цели.
— Но у него есть разум, интеллект…
— Я не сказал, что, витая во тьме, он ни о чём не думает. И я полагаю, что нам не стоит даже пытаться заглянуть в его мысли. Кроме того, он солгал тебе, сказав, что у него нет чувств.
— Он этого не говорил. Он сказал, что не знает сочувствия и влечения.
— Не знаю, — Фарги прищурился, глядя в огонь растопленного камина. — Он плоть от плоти человека, он долго жил среди людей, он испытывает досаду, обиду, даже страх. Почему не влечение?
— Может, мне его соблазнить? — усмехнулась я.
