И только тут она заметила этого человека в чёрном, стоявшего под дубом на краю леса. Он небрежно прислонился к толстому морщинистому стволу и бесцеремонно разглядывал её.
Она застыла, как вкопанная, с испугом глядя на незнакомого мужчину в дорогом чёрном камзоле с парчовыми вставками на плечах и с очень красивой ажурной корзинкой в руке. От господ из города не приходилось ждать ничего хорошего, и она думала, что лучше убежать, пока не поздно, но тут он увидел, что она заметила его, и поднял руку.
— Погоди, дитя мое. Не бойся. Я не причиню тебе зла.
Опустив корзинку на траву возле своих ног, он медленно двинулся к ней. Она попятилась, собираясь убежать.
— Не пугайся. Я не сделаю тебе ничего плохого, — мягко произнёс он.
Она убежала бы, но взгляд её упал на изящную корзинку из тонких прутьев, заполненную травами, которую он оставил у дерева. Несмотря на длинную шпагу в ножнах и кинжал на поясе, вид у незнакомца был вполне миролюбивый.
— Вы не видели здесь барашка? — прошептала она. — Белый с чёрными пятнышками.
— Я уверен, что твой барашек уже дома, — убедительным тоном сообщил незнакомец. — А вот что у тебя с рукой?
Она прижала руку к груди и снова попятилась. Он покачал головой.
— Покажи мне. Я лекарь и, может, смогу помочь тебе.
— Само пройдёт, — буркнула она, отступив ещё на шаг, но всё же не убегая.
Рука болела, очень. А незнакомец говорил таким мягким и участливым тоном, что она набралась смелости и протянула ему руку.
Он подошёл и начал разматывать повязку. На его гладком, без единой морщинки лице появилась брезгливая гримаса.
— Тот, кто перевязывал тебя, не знал, что для этого должна использоваться чистая ткань? — он открыл рану и помрачнел. — Дитя мое, если срочно не принять меры, ты можешь в лучшем случае остаться без руки. А в худшем…
Она не успела отстраниться, и он уверенным привычным жестом положил ладонь на её лоб. Его рука была мягкой и нежной, как у женщины, которая не занимается даже шитьём. При этом прикосновении она ощутила тепло и приятную, чуть вибрирующую силу, которая заструилась по её коже.
— Жара нет, — проговорил он и убрал руку. — Мне нужна горячая вода и место, где я мог бы разложить инструменты.
— Я должна найти барашка, — робко возразила она, но он раздражённо перебил:
— Я сказал, что он дома. А тебе нужна помощь больше, чем ему.
— Здесь недалеко мой дом, — покорно пролепетала она.
— Идём, — решительно произнёс он и направился к дубу за своей корзинкой.
Идя рядом с ним по извилистой тропинке, она то и дело косилась на своего спутника. Он был высок и красив, с широкими плечами и узкими бёдрами. Его фигура отличалась силой и изяществом, как бывает у настоящих благородных господ. К тому же он был молод, но не юн, и от него исходила такая волнующая сила и властность, что у бедной малышки просто кружилась голова.
— Как тебя зовут? — спросил он, легко перепрыгивая через ручеёк.
— Дженни, — ответила она.
— Как мило, — усмехнулся он и вдруг нагнулся и, подхватив её за талию, легко переставил на другой берег. — А меня Кратегус.
— Странное имя, — пробормотала Дженни, пытаясь воспроизвести его про себя, впрочем, без особого успеха.
— Вообще-то, это значит боярышник. Ветка боярышника красуется на моём фамильном гербе, вот я и взял себе это имя. Так принято среди врачей и алхимиков.
— Вы служите при дворе епископа? — догадалась она.
— Умная Дженни, — рассмеялся он. — Именно при дворе епископа.
— Но почему просто не назваться боярышником?
— Это слишком просто, — он пожал своими широкими плечами. — Обычно избирают имена из латыни.
— Для чего нужна эта латынь?
— Ты любопытна, — с удовольствием отметил он. — Латынь — это язык, который позволяет общаться учёным людям разных стран. Они говорят на разных языках, но пишут и общаются между собой на латыни, и потому все понимают всех. Впрочем, тебе это ни к чему. Имя, данное мне при рождении, Джулиан. Джулиан из клана МакЛаренов. Так ведь проще запомнить, верно?
— Да, милорд, — кивнула она. — Мы пришли.
Её хижина на краю соснового леса была сложена из больших белых валунов и покрыта тесом. За годы, что она жила одна, крыша прохудилась в нескольких местах, но она старалась, чтоб у неё в доме было уютно и чисто.
Джулиан, нагнувшись, вошёл в единственную комнату с низким потолком и с иронией осмотрелся по сторонам.
— Почти дворец.
— Не смейтесь, — попросила она. — Я согрею воду.
Он подошёл к покосившемуся столу и достал из-за пояса небольшой сафьяновый футляр. Развернув его на столе, он начал перебирать маленькие блестящие инструменты.
Дженни затопила очаг и поставила на него горшок с водой. Пока она делала это, он внимательно наблюдал за ней. Обернувшись, она встретила его взгляд и покраснела.
— Почему вы так смотрите на меня?
— А ты не знаешь? — усмехнулся он. — Разве мужчины не смотрят на тебя? И не говорят, что ты красавица?
— Не знаю, что вам взбрело в голову смеяться над бедной девушкой, — пробормотала она, краснея до самых корней своих рыжих волос.
Вода вскоре вскипела, и всё же ей казалось, что прошла целая вечность, потому что она не знала, куда деться от пристального взгляда этих насмешливых глаз. Красивый и знатный незнакомец так взволновал её, что она даже забыла о больной руке. Она без конца отводила взгляд и перекладывала с места на место свою нехитрую утварь, а его, кажется, забавляло её смущение.
Потом он, наконец, занялся её рукой.
— Мне нужно очистить рану, так что будет больно, — немного виноватым тоном произнёс он.
— Я потерплю, — пообещала она, для верности закусывая губу.
Но, может, рука у него была лёгкая, а, может, от самих рук исходила какая-то волшебная сила, но она почти не чувствовала боли. И теперь, когда его внимание было направлено на рану, она потихоньку рассматривала его вблизи.
Ему было тридцать или чуть меньше лет, но годы и невзгоды не оставили следов на его по-юношески гладком лице. У него был высокий лоб, чёрные, почти прямые брови и красивые глаза того необычайного зелёного цвета, что покрывает горные луга. В этих глазах солнечными зайчиками плясали едва заметные крапинки, а ресницы оттеняли их, делая томными и загадочными. У него был прямой нос и широкие скулы, которые совсем не портили его лицо, а блестящие, немного волнистые волосы тёмного цвета красиво отливали бронзой в лучах света, падавшего в окно.
— Вот и всё, — произнёс он. — Ты молодец. Ни разу не пискнула.
Он открыл ещё одно отделение своего футляра и достал оттуда пузырёк из тёмного стекла. Налив на рану густой коричневой жидкости, он вытащил из кармана свёрток, а из него — кусок белой тонкой ткани, какой Дженни никогда не видела.
