— Кто меня переодел?
— Ты была вся в крови, — проворчал он.
— Я не в претензии, — я подошла к окну. Вид великолепный. В нескольких метрах от стены был обрыв, а внизу — золотая полоска пляжа, и море, огромное синее, тёплое. Уютная бухта, окружённая с двух сторон высокими скалистыми мысами. В этой бухте примерно в миле от берега стоял парусник с огромным дощатым корпусом и высокими мачтами, не слишком красивый, но всё равно симпатичный. Этакая плавучая крепость. К сожалению, самые красивые высокие парусники начали строить только во второй половине девятнадцатого века.
— Что ты только что сказал? Насчёт…
Я щёлкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, но он итак понял. Он стоял у окна, выпрямившись, и мрачно вглядывался в серебрящийся солнцем горизонт.
— У меня забрали силы, — наконец, произнёс он.
— Все? — я присела на подоконник.
— Чтоб закурить мне теперь придётся воспользоваться зажигалкой.
— Курить вредно.
— Особенно для меня теперь.
— Теперь?
Вместо ответа он взял мою руку и приложил ладонью к своей груди слева. Кожа у него была гладкая и горячая, и я вдруг ясно почувствовала биение его сердца.
— Ты смертный? — ошалела я.
— Можешь меня задушить. Теперь это не сложно.
Он был расстроен. И его характер не стал лучше.
— Здорово, — кивнула я. — И кто теперь вернёт меня домой к моим детям?
Он медленно перевёл взгляд на меня. Похоже, в этот момент ему самому захотелось меня задушить. Он, понимаешь, утратил бессмертие и могущество бога, прошу прощения, демона, а я о своих личных, можно сказать, меркантильных проблемах.
— Если ты этого очень хочешь, то отправляйся к Зеркалу Желаний. Только смотри, не уничтожь ненароком всё зло во Вселенной, а то не у дел останешься.
— Не останусь, — усмехнулась я. — Буду разводить сады на пустынных планетах и разводить на них самых красивых животных.
Мне не хотелось к детям, мне не хотелось спасать миры и создавать планеты-заповедники. Мне хотелось искупаться.
— Ты такой хорошенький, когда злишься, — сообщила я.
— Очень жаль, — ледяным тоном ответил он.
— Почему?
Он вздохнул и печально взглянул на меня.
— Я не могу долго на тебя злиться.
В этом замке было не только вино. Кто-то накрыл в одном из двориков стол. Пусть скатерть была грубая и слегка желтоватая, но еда была выше всяких похвал. Впрочем, после нескольких дней невольной голодовки я съела бы и жареного мамонта, как это ни вредно для фигуры. После обеда мне купаться расхотелось, и я отправилась бродить по замку, ничуть не сомневаясь, что он увяжется за мной. Какое ещё занятие может быть у демона, который больше не демон, как ни бродить за прекрасной дамой?
Лишь к вечеру мы вышли из замка через боковую калитку и по крутой тропинке спустились к пляжу. Я и не думала, что он такой длинный и к тому же его украшают такие дивные пальмы.
Где-то звучала гитара, и щёлкали кастаньеты. Странно, чему они радуются? Солнце быстро летело в море алым лепестком, упавшим с огромной розы, и натягивало на небо звёздное синее покрывало. С моря повеял лёгкий бриз, воздух был тёплым и бархатным, наполненным теми самыми ароматами, которые снились мне в далёком сне.
Мы сидели на песке под двумя стройными пальмами и смотрели, как на небе зажигаются звёзды. Он откинулся назад и протянул руку вверх:
— Вон Гончие псы.
— Точно, — кивнула я. — Они гонятся за двумя медведицами Большой и Малой, — я улеглась рядом на песок и начала пальцем обрисовывать контуры созвездий.
— Они ничего не замечают, — подхватил он игру. — Они следят за Цефеем и Кассиопеей. Интересно, чем занимается эта парочка?
— Не подглядывай! — я хлопнула его по руке. — Смотри, вон Рысь охотится на Жирафа.
— Рысь на Жирафа? — рассмеялся он. — Скорее, уж Жираф на Рысь.
— Потому что он больше?
— Нет, потому что так смешнее.
Я тоже засмеялась. Он поймал на лету мою руку и прижал к губам. Его губы были нежными, а пальцы так осторожно и ласково перебирали мои. Где-то неподалеку с тихим плеском волны накатывали на пляж. Я перевернулась и, опершись на локоть, посмотрела на него. Почему мне казалось, что он не в моём вкусе? Он был очень красив: высокий гладкий лоб, прямой нос, нежные губы, глаза… Он смотрел на меня, и кончики его ресниц серебрились. И глаза опять смеялись, только глаза.
Он положил мою руку себе на грудь и накрыл ладонью. Я чувствовала стук его сердца.
— Я останусь здесь, — тихо произнёс он. — В этом мире. У меня немного времени, может лет тридцать, от силы сорок. Я могу лечить людей. В сущности, я всегда хотел заниматься только этим. Я доживу свою жизнь до конца, а потом начну сначала. Может, тогда мы встретимся.
— А почему бы тебе не вернуться со мной?
— Чтоб меня перекроили ваши высокомудрые медикологи? — он приподнялся и сел. — Не хочу. Я итак жил слишком долго. Сейчас мне нужна амнезия. Я хочу забыть всё, — он взглянул на меня. — Кроме тебя. Тогда я буду счастлив. Как Данте с мечтами о своей Беатриче, как Петрарка с печалью по своей Лауре. Для средневековья это нормально.
— Только грустно.
Он пожал плечами.
— Зато жизненно. Впрочем, изменить что-либо только в твоих силах.
— Ах, ты змей, — усмехнулась я. — Ты опять пытаешься меня соблазнить.
Он улыбнулся, и его белые зубы блеснули жемчугом.
— Почему опять? Я только начал. Мы здесь одни, у нас есть волшебный замок, парусник и целый океан. И я совершенно безопасен для тебя.
— Да уж, прямо такой беленький и пушистенький. Так и хочется взять с собой в кроватку.
— Нет, ты не знаешь, — возразил он, — здесь так не делается. Честные девушки так не поступают. Тут всё делается постепенно, после долгих ухаживаний, букетов, подарков, серенад, ночных свиданий посредством балкона. Случайный взгляд из-под мантильи, лёгкое прикосновение руки, потом краткий и целомудренный поцелуй…
— Можно подумать они жили по пятьсот лет, — фыркнула я. — Тратить время на такие игры.
— Ты меня просто дразнишь? — уточнил он. — Или не понимаешь, что я имею в виду?
Конечно, я всё понимала. Чем ещё можно заполнить жизнь здесь, как не восхитительной, лёгкой и красивой игрой, в которой часы ожидания вознаграждаются минутами мимолётного и тем более сладостного свидания, вдохновенная серенада удостаивается лучезарной улыбки, один долгожданный, случайно сорванный поцелуй дороже долгих ночей в супружеской постели?
— Ты романтик.
— Я влюблён, и моё сердце, наконец-то, бьётся в такт любви. Ты побудешь со мной немного? Я не стану удерживать тебя, если ты хочешь уйти.