Между тем Керенский делал свое дело. Убедившись окончательно в необходимости продолжения войны и видя, что Германия сама выбивается из сил и что поражение ее неминуемо, Керенский решил повести наступательную войну. Трудно сказать, чем в действительности руководствовался этот бывший присяжный поверенный, вознесенный революционной стихией на самую вершину власти, честолюбивыми ли замыслами, выступал ли он решительным борцом за демократические идеи против германского империализма и абсолютизма, или, оберегая завоевания революции, ему в то же время были дороги идеалы России… Как бы там ни было, Керенский готовился к решительному наступлению. Это наступление известно теперь в истории под названием «наступления Керенского». К тому времени благодаря усиленной помощи союзников русская армия в техническом отношении была снабжена так, как еще никогда прежде. На всех прифронтовых станциях были навалены горы снарядов. Появились масса новых тяжелых и легких батарей и бесчисленное количество пулеметов. Наши авиационные отряды, пополненные новыми, усовершенствованными аэропланами, прибывшими из Франции и из Англии, начали развивать небывалую деятельность, особенно способствовал этому командированный на русский фронт отряд французских летчиков. На своих маленьких аппаратах-истребителях эти смелые летчики делали буквально чудеса. Тяжеловесные, неуклюжие германские аэропланы первое время пытались вступать в бой с истребителями, но почти всегда бывали сбиты и камнем летели вниз. После таких неоднократных воздушных поражений германские аэропланы при виде французского истребителя обыкновенно благородно ретировались, но зато подвергали его жестокому обстрелу. Но попасть в такой маленький аппарат, летающий где-то в заоблачных высотах, было, конечно, очень трудно. Таким образом, с технической стороны наша армия была в блестящем положении, но дух ее был не тот. Это была уже совсем не та армия, которая в 1914 и 1915 годах встретила грудью могучего врага. О, если бы той армии дали бы все эти горы снарядов и всю эту массу артиллерии и пулеметов! Давно уже Германия была бы сокрушена. Но лучшие солдаты и офицеры этой армии полегли на полях сражений или выбыли из строя, и теперь их места занял какой-то сброд безусой необстрелянной молодежи, распропагандированной революционными идеями, или такими, которые всякими правдами и неправдами всю войну прятались по тылам, боясь даже одного только слова «фронт». Учитывая слабость Германии и полагаясь на превосходство технических и живых сил нашей армии, Керенский делал все, чтобы поднять боевое настроение в армии. Он переезжал с одного участка фронта на другой, произносил пламенные речи, в которых убеждал солдат в том, что Германия совершенно уже обессилена и что достаточно одного только решительного натиска, чтобы окончательно ее сломить. Солдаты на митингах с жаром обсуждали вопрос о предстоящем наступлении. Более сознательные и самоотверженные стояли за то, что наступать надо, но большинство не было, конечно, склонно подставлять свой лоб под пули врага. Это будет, по мнению таких господ, только на руку буржуям и капиталистам. Наша дивизия также отказалась наступать. Наступление предполагалось повести одновременно на Северном, Западном и Юго-Западном фронтах. Для этого выбрали точки для прорывов, сосредоточили там массу артиллерии, навалили горы снарядов и знаменитое «наступление Керенского» началось… Несколько суток подряд наша артиллерия страшным ураганным огнем уничтожала укрепления противника и действительно на пространстве двух-трех квадратных верст в районе прорыва смела все и смешала небо с землей… Первые цепи нашей пехоты с воодушевлением бросились вперед и без потерь, не встретив сопротивления со стороны противника, прошли три совершенно разрушенные линии неприятельских окопов. Только пройдя несколько верст, наши передовые части начали встречать разрозненно организованное сопротивление растерявшегося противника. Энергичная поддержка резервов с нашей стороны решила бы участь боя и наступление увенчалось бы полным успехом.
Но, увы, этого не случилось… В то время как наши ударные части, несмотря на свою малочисленность, стремительным натиском сразу же прорвали фронт, наши огромные резервы, оставшиеся позади нашей укрепленной линии, митинговали под гром орудий и никак не могли сговориться поддержать или не поддержать наступление. Некоторые полки готовы были броситься на помощь своим смелым товарищам, умолявшим поддержать их, так как немцы в панике отступают, другие полки отказывались… Между тем противник, заметив, что у нас делается что-то неладное, быстро оправился и сам перешел в наступление. Остатки наших лучших, сохранивших еще боеспособность частей, неся потери, едва успели отступить обратно в свои окопы, проклиная и ругая те полки, которые так подло предали их в руки врага… Какой позор! Такова, приблизительно, была картина на всех участках «наступления Керенского», окончившегося, как и следовало ожидать, полной неудачей.
Неудача этого знаменитого наступления имела очень тяжелые последствия. У противника открылись глаза. Он ясно увидел, что перед ним уже не могучая, организованная, дисциплинированная русская армия, представлявшая собой еще так недавно грозную, непобедимую силу, а ее разлагающийся труп и что теперь уже не Германия, а Россия накануне полного разгрома. Быстро и без труда ликвидировав «прорыв Керенского» на Галицийском фронте, австро-германцы сами перешли в решительное наступление, и «славные» революционные войска Керенского обратились в паническое бегство. Тщетно отдельные небольшие пехотные части, верные своему долгу, совместно с кавалерией и артиллерией старались сдержать натиск врага. Зачастую одна или две наши батареи, находясь в арьергарде без поддержки пехоты, прикрывали в течение нескольких часов отступление наших обозов и беспорядочных толп убегающих «товарищей». Ничто не могло удержать этого бешенного бегства охваченных паникой людей, ни личное присутствие их кумира – Керенского, ни его истерические выкрики, ни угрозы… Некоторое более или менее серьезное сопротивление революционная армия оказала австро-германцам под Тарнополем, но и здесь это сопротивление было вскоре сломлено, несмотря на огромное превосходство наших сил перед неприятельскими. И после того уже началось не отступление, но настоящее бесстыдное, позорное бегство… Огромные склады, горы снарядов, масса орудий всяких калибров и тысячи пулеметов, аэропланные базы, броневики – все это без жалости бросалось и попадало в руки ликующего врага. Таким образом, весь Брусиловский прорыв, удививший весь мир и стоивший таких огромных жертв, в короткое время был ликвидирован, и наша армия была отброшена к своей государственной границе. Движение противника по ее пятам было настоящим триумфальным шествием. Но вдруг неожиданно для себя здесь, на рубеже России враг встретил такое упорное сопротивление революционной армии, что, несмотря на все отчаянные попытки его продвинуться в глубь России, это ему нигде не удавалось. В русском солдате проснулся тот могучий дух, который пугал Германию и сломить который ей не удавалось вот уже третий год. Наступление по всему Галицийскому фронту было окончательно остановлено. Враг понял, что как ни больна тяжело русская армия, но все же она способна еще на сопротивление. Но, увы, это была ее последняя агония…
Большевизм и в армии, и особенно в тылу пускал все глубже и глубже корни. Большевистская пропаганда Ленина, засевшего со своим штабом в Смольном, все более и более разжигала массы. Призыв к немедленному миру с Германией какой угодно ценой был выражением первейшего и затаеннейшего желания темных масс, уставших от тягот войны и желавших только одного – как бы поскорее попасть домой, а там пусть хоть пол-России отдают немцам. Массы поняли, что Керенский им не даст мира и что мир может дать только Ленин… Вот почему симпатии темных народных масс все более и более стали склоняться на сторону Ленина. Большевики почувствовали твердую почву под ногами, действия их стали увереннее и смелее. Теперь они уже открыто стали мечтать о захвате власти и с этой целью бросили в толпу лозунг «Вся власть Советам!». Положение Петрограда, откуда начал распространяться по всей России большевизм, становилось все более и более угрожающим, и Временное правительство во главе с Керенским висело на волоске. В первых числах июля 1917 года в Петрограде вспыхнуло большевистское восстание. Но на этот раз большевики не рассчитали своих сил. Их лозунги, бросавшие Россию в омут позора и гибели, пугали и отталкивали здоровые элементы страны, потому в распоряжении Временного правительства еще были верные войсковые части, которые после кровопролитных столкновений с большевиками все же подавили восстание.
