– Замечательно, стиль ренессанс,– сказала я.– А где сантехнические удобства?
– Вот здесь.– Секретарь смущенно отодвинул в сторону атласную портьеру.– Тут вам, конечно, будет не совсем уютно...
Я открыла дверь и ахнула. Вместо ванны имелась большая дубовая бадья, наполненная чуть теплой водой, на полочке рядом ютились какие-то обмылки и мочалки, а ставший таким родным и нужным унитаз заменяла прозаическая дырка в полу.
– Ну здорово! – сказала я.
Впрочем, жаловаться не было смысла. С учетом того, что мне предстояла смерть от гнусных вампи- рьих лап и клыков, это местечко можно было назвать просто райским.
– У вас будут слуги, они выполнят любое ваше желание,– сказал Секретарь.– Кстати, в спальне есть сундук с платьями...
Я представила, с кого и каким образом были содраны упомянутые платья, и сказала:
– Обойдусь своим.
– Тогда я вас оставлю. Осваивайтесь, а в шесть слуги принесут вам ужин и свечи.
– В шесть? А теперь который час?
– Примерно четыре. Поверьте, часы вам уже не нужны.
– Проклятье!
Секретарь пожал плечами и вышел. Я осталась в одиночестве в этих комнатах с нужником и сундуком с чьими-то платьями.
Мыться в бадье не хотелось, обновить дырку в полу – тоже, поэтому я прошла к шкафу с книгами и принялась рассматривать корешки. Здесь преобладала Джейн Остин. Я поняла, что толковым триллером тут не разживешься, и взяла «Эмму». Села за стол и принялась читать. Читала я вроде недолго, не заметила, как прошло время, и тут в дверь постучали.
– Открыто! – сказала я.
В комнату вошел вампир, неся два канделябра с горящими свечами, а за ним – бывшая Селия, которая поставила перед моим носом тарелки с ужином. Рядом с тарелками она положила нераспечатанную пачку свечей и спички. Предусмотрительно. Керосиновые лампы унесли, но запах все равно остался.
Ужин был хороший, но скудноватый. Впрочем, и за такой стоило быть благодарной. Я отпила вина и чуть поморщилась – столовое вино у вампиров было еще хуже, чем выдержанное. Естественно, ведь они всем винам предпочитают кровь.
Как странно то, что я быстро смирилась со своей участью. А что бы я сделала? Ну свечей много, подожгла бы этот храм... Однако мысленное созерцание пожара напутало меня до полусмерти. Я отпила еще вина и подумала о том, что мне наверняка что-то туда подмешивают. Чтобы я не бунтовала. Чтобы смирилась раз и навсегда.
Как там мои? Бедный Брайан! Он теперь с ума сходит – как же, жена попала к вампирам. И тетя, конечно, переживает. И Дарья с мужем. Опять я – пусть и не по своей воле – создала для всех очередную проблему. Может, оно и к лучшему, что я умру...
Додумавшись до таких мыслей, я решила, что пора идти спать. Я погасила все свечи и в темноте разделась. Потом нащупала на кровати одеяло и нырнула под него – в комнате было прохладно. Простыни были накрахмалены и приятно пахли лавандой. И я заснула, едва моя голова коснулась подушки. И сны снились мне разноцветные и радостные, как в детстве.
Проснулась я внезапно, словно почувствовала опасность. Нет, ну вот везет же мне! Как только я решаю крепко и капитально выспаться, кто-то нахально проникает в мою комнату! Вот и сейчас в комнате кто-то был. Не в спальне, в кабинете. Из-за балдахина я не могла понять кто. Я видела только свет от одинокой свечи, горевшей как-то уныло.
Я бесшумно села в постели, осторожно отодвинула одеяло и спустила ноги на пол. Босиком, полуодетая, я на цыпочках подошла к проему, разделяющему комнаты, и осторожно взглянула.
Девушка. Девушка такой красоты и пленительной грации, что мне просто завыть захотелось от зависти. Ну почему я не такая! Воздушная, пленительная, легкая! С лицом, прекрасным как ромашка поутру, с фигурой, вызывающей восторг, с волосами, пышными как облако. А глаза! Какие у нее были глаза!
Девушка стояла со свечой у раскрытого книжного шкафа. Понятно, что она искала здесь книгу, а не блинчики с икрой. Но у меня переклинило в голове, и я спросила:
– Что ты здесь делаешь?
«Ты» потому, что девушка явно была моей сверстницей. Да и потом «вы» к ней ну никак не шло.
Девушка ойкнула, чуть не выронив свечу.
– Спокойно,– сказала я ей.– Я же не чудовище какое.
26
– Извини, что нарушила твой сон,– быстро прошептала девушка.– Мне хотелось перечитать «Гордость и предубеждение». Не спится. Не сердись.
– Я не сержусь. Погоди, я хламиду свою накину, стоять холодно... Я накинула хламиду (надеюсь, вы помните, что меня забрали с симпозиума не в нормальной одежде, а в ритуальной) и вышла к девушке. Та, узрев хламиду, снова ойкнула:
– Ты ведьма!
– Да. А ты, вероятно, вампир.
Девушка кивнула, но как-то грустно.
– Я борюсь со своей вампирской природой,– сказала она.– Но это не всегда получается. Сейчас я пью только куриную кровь.
– Да что ты передо мной оправдываешься! – улыбнулась я.
Она улыбнулась в ответ.
– Меня зовут Юлия, а тебя?
– Эстрелья.
– Ух ты! Это значит «звезда»?
– Да. Так меня назвали по просьбе мамы. Это была ее предсмертная просьба, потому что она сильно заболела, рожая меня. Я никогда ее не видела. Точнее, не успела увидеть. А мой отец погиб в какой-то очередной войне вампирских кланов. Так что и его увидеть не удалось
– Я вообще не знаю, кто моя мать и кто отец. У меня в свидетельстве о рождении в этих графах прочерк стоит. У меня есть только тетя, но она не родная. Просто она учила меня ведьмовству и все такое...
– Если ты не против...– несмело проговорила Эстрелья.
– Что?
– Давай посидим, поболтаем. У меня здесь совсем нет друзей. Только книги.
– Давай.
Мы зажгли еще свечей и устроились за столом. И о чем только мы не болтали! Эстрелья оказалась славной собеседницей, правда немного робкой. Я как раз рассказывала ей анекдот о курице и монахе, как вдруг поняла, что Эстрелья меня не слушает. Она запрокинула голову, ее лицо посинело, глаза закатились, по всему телу пробегали конвульсии.
– Эстрелья, что с тобой? – воскликнула я, но девушка не слышала меня и билась, как рыбка, выброшенная на берег волной.
«А если ей просто не хватает крови? Если она просто-напросто умирает от голода?»
И прежде, чем я подумала о собственной безопасности, я поднесла ко рту Эстрельи запястье и повелительно приказала:
– Пей!
– Н-нет! Нельзя... человека...
– Я не человек, я ведьма. Пей.
Эстрелья застонала. Ее клыки вытянулись, и она впилась ими в мое запястье.