В своей речи в Пеории в 1854 г. Линкольн выразил свое отношение к рабству в следующих словах: «Я ненавижу рабство, потому что оно чудовищно и несправедливо. Я ненавижу его потому, что оно лишает наш образец республиканизма заслуженного влияния в мире; дает благовидную возможность врагам свободных институтов насмехаться над нами как над лицемерами; заставляет убежденных друзей свободы сомневаться в нашей искренности… Нашу республиканскую мантию запятнали и протащили по грязи. Давайте очистим ее! Давайте отмоем ее до белизны в духе, если не в крови Революции! Давайте лишим рабство притязаний на „нравственное право“, вернемся к существующим законам по ограничению этого института. Давайте возродим Декларацию независимости, а вместе с ней политику и методы, которые гармонируют с ней!»
[1529]
Разумеется, в отношении рабства взгляды Линкольна были противоречивыми, и как у большинства северян, расистскими
[1530], он выступал за разделение рас, за отправку освобожденных негров в Африку. Долгое время поддерживал неприкосновенность рабства в южных штатах как незыблемое право собственности и соблюдение закона о беглых рабах. Об этом он говорил и своем первом инаугурационном адресе
[1531]. Но все же его взгляды в отношении «особого института» Юга не оставались неизменными.
Большим резонансом обладали слова Линкольна о «разделенном доме», сказанные во время дебатов с демократом Стивеном Дугласом в 1858 г.: «Я считаю, что агитация не прекратится, пока не назреет и не будет пережит кризис. Дом, раздираемый ссорой, устоять не может
[1532]. По моему мнению, наше государство не может вечно оставаться наполовину рабовладельческим, наполовину свободным. Я не думаю, что наш Союз окажется расторгнутым, я не думаю, что наш дом обрушится, но я думаю, что он выйдет из состояния раскола и станет или целиком рабовладельческим, или целиком свободным. Либо противники рабства остановят дальнейшее распространение рабовладения и добьются такого положения, когда общественное мнение, уверившись в том, что рабство находится на пути к окончательному исчезновению, успокоится; либо сторонники рабства узаконят его во всех штатах, как старых, так и новых, как на Севере, так и на Юге»
[1533]. Как подчеркивает В. В. Согрин, программа республиканцев была программой либерально-демократической революции, демократического преобразования американской цивилизации в интересах большинства. Правда, в первую очередь, в интересах большинства белого мужского населения
[1534].
Линкольн, как и отцы-основатели, опирался на протестантскую христианскую доктрину, на просветительские идеи о естественных правах человека, на либеральные ценности демократии и равенства людей, на прагматизм и рационализм «отцов-основателей»
[1535]. Не случайно, Линкольн утверждал, что мятеж рабовладельческих штатов является посягательством на свободу и демократию. «Мятеж — это прежде всего, если не исключительно, война против первейшего принципа народного правления, то есть против прав людей»
[1536].
В период, предшествовавший Гражданской войне между Севером и Югом, обостряются секционные разногласия. Противостояние Севера и Юга диктовало формирование «образа врага», создание множества новых культурно-политических стереотипов, которые четко выявляются в анализе речей политиков, публицистики, материалов прессы. Настойчивой темой антира-бовладельческой агитации и северного политического дискурса становится «Slave Power» — господство рабовладельцев, варварство и аморализм рабства. Аболиционист Дж. Ливитт писал С. П. Чейзу: «Я верю, что умы людей готовы к ниспровержению „власти рабовладельцев“ (Slave Power) как окончательному результату нашего движения. Я поражен той легкостью, с которой этот термин вошел в употребление… „Slave Power“ теперь бесспорно включен в политическую лексику страны…»
[1537]. На протяжении ряда лет жесточайшего противостояния Севера и Юга северные аболиционисты, редакторы и республиканские политики постоянно повторяли, что Юг, а фактически вся страна, управляется грубой «рабовладельческой властью». Эта власть хорошо организована и имеет целью всю страну сделать «страной господ и рабов», подвергая опасности права и свободы северян. Так северные пропагандисты формировали в общественном мнении своего региона негативный образ Юга. Выдвинутый еще аболиционистами и подхваченный республиканцами концепт «slave power» сплотил все антирабовладельческие силы Севера и способствовал нагнетанию страстей. Нейтральность и толерантность в отношении рабства, поиски новых компромиссов стали восприниматься как отсутствие интереса к сохранению либеральных демократических традиций. Идентифицируя свою деятельность с великим делом свободы в интересах широких слоев населения, республиканцы рассматривали самих себя, как единственных защитников гражданских и политических свобод. Они драматизировали ситуацию, переводя противостояние с рабством в плоскость борьбы сил добра и зла, свободы и угнетения, демократии и аристократии, говорили о нарастании «неразрешимого конфликта»
[1538].
