Концепт «Slave Power» также создавал на Севере активно внедряемое убеждение, что Юг был экономически застойным, социально стратифицированным и нравственно ущербным. В передовице газеты «Milwaukee Sentinel» под красноречивым заголовком «Варварский Юг» говорилось: «Состояние южного общества демонстрирует растущую тенденцию к возвращению назад, к варварству. Там очень мало школ, и массы населения вырастают в невежестве и пороках. Люди склонны к насилию и кровопролитию больше, чем к спокойной дискуссии или разрешению своих проблем и затруднений посредством правосудия»
[1539].
Процесс регионализации и поляризации мнений, рост антагонизма секций разрушали политическое единство страны. Ощущения неизбежности приближающегося «неразрешимого конфликта» постепенно зрели как на Севере, так и на Юге. Видный политик Севера Э. Уэйд в письме жене 22 января 1861 г. писал: «Ты спрашиваешь меня, что я думаю о состоянии нашей страны, и в ответ я должен сказать, что еще прежде, чем агитация прекратится, у нас будет жестокая война. С этим ничего поделать нельзя. Все компромиссы в мире не остановят рабство. Долгие годы предпринимались попытки сделать это, но каждый раз рабовладельческая агитация становилась еще яростнее. Неразрешимый конфликт продолжается. Мы или будем иметь повсюду рабство, или всеобщую свободу, половинчатый путь здесь невозможен. Юг понимает это, он знает, что все мы здесь, на Севере, за небольшим исключением… аболиционисты в душе… и что нашей конечной целью является изгнание проклятья рабства с нашей земли»
[1540].
Страхи, истерия и фобии Юга касались не только проблемы рабства. Со времен Войны за независимость в американском обществе существовал страх перед сильным централизованным правительством (big government) в противовес минимальному правлению (limited government). Юг, по мнению историка Ладвела Джонсона, не просто стремился отстоять свои особые права, он желал быть свободным от вмешательства и контроля со стороны северян. Южане считали, что Север стремится к такой консолидации и трансформации Союза, где большинство будет навязывать свою волю меньшинству, где резко возрастет роль правительства. А они хотели сохранить отношения государства и личности в джефферсоновском толковании, им импонировала идея «правительства, которое правит меньше всего»
[1541]. Но парадокс истории состоял в том, что Гражданская война, начатая по инициативе Юга, не могла не усилить именно исполнительную власть в обеих противоборствующих секциях Союза. И это вело к нарушению тех прав и свобод, которыми так гордились обе секции.
Южане, заявляя о своем праве на сецессию, оправдывались ссылками на Конституцию США 1787 года, которая прямо не запрещала выход штатов из Союза. Доктрина прав штатов, отстаиваемая южанами, основывалась на Десятой поправке к Конституции, входящей в «Билль о правах». Согласно ей полномочия, «не предоставляемые Соединенным Штатам настоящей Конституцией и не запрещенные ею штатам, сохраняются за каждым штатом или за народом». Расплывчатая формулировка служила основанием для различных интерпретаций. Поэтому главным лозунгом Южной Конфедерации была защита прав штатов, при этом они могли ссылаться на знаменитые кентуккийские резолюции 1798 года все того же Джефферсона, которые расширяли конституционное толкование прав штатов и оправдывали несоблюдение федеральных законов (право на нуллификацию)
[1542]. Защитники южан доказывают, что сецессия (то есть отделение) происходила с соблюдением всех формальностей. Каждый штат выбирал представителей в конституционный конвент штата, и они голосовали за или против сецессии. На самом деле, если результаты не устраивали сецессионистов, то они переголосовывались, а референдумы об отделении прошли только в 6 штатах, причем в половине они оказались против выхода из Союза
[1543]. Провозглашая право на сецессию законным, южные экстремисты заявляли о своем стремлении расколоть Союз штатов как о новой революции. На самом деле — это было контрреволюцией
[1544].
Часть политической элиты Юга, активисты сецессионистского движения, называемые «пожирателями огня», такие как Ретт, Руффин, Йетси, пытались внушить южанам, что только путем раскола Союза можно было спасти южную цивилизацию от северной агрессии
[1545]. Если юнионисты обеих секций просто стремились законсервировать существующее положение вещей, то экстремистское крыло сепаратистов ставило своей задачей не просто сохранение особой южной социокультурной модели, а возвращение к положению Юга до Войны за независимость. Таким образом, для них был характерен даже не бёрковский консерватизм, для которого важно сохранение статус-кво и неприятие любых перемен. Южные экстремисты, «пожиратели огня», представляли скорее деместровский вариант консерватизма. Деместровский консерватизм являлся постреволюционным, и поэтому его не устраивало статус-кво. Главной тенденцией в нем было стремление вернуться к старому порядку традиционалистского типа
[1546]. Южные экстремисты хотели на самом деле реконструировать консервативную традицию, чтобы придать ей вид не столько умеренной реформы, сколько радикальной революции. В своей инаугурационной речи президент Конфедеративных Штатов Америки Джефферсон Дэвис заявил, ссылаясь на Декларацию независимости 1776 года: «Наше современное положение, достигнутое беспрецедентным в мировой истории способом, иллюстрирует американскую идею о том, что правительства создаются с согласия управляемых, и что в воле народа заменять или свергать правительства всякий раз, когда они становятся разрушительными для целей, для достижения которых они были созданы»
[1547]. Парадокс ситуации заключался в том, что постоянно используя революционные лозунги и призывы, южные экстремисты никакой революции не желали. «Это было „злоупотребление языком“, чтобы назвать сецессию революцией, — заявлял Дж. Дэвис. — Мы оставили Союз, чтобы спасти нас от революции, которая угрожала сделать собственность на рабов совсем необеспеченной или ничего не стоящей». В 1861 г. госсекретарь КША Роберт Тумбс сообщал иностранным правительствам, что южные штаты сформировали новую нацию, «чтобы сохранить свои старые учреждения» от «революции, которая угрожала уничтожать нашу социальную систему». Сепаратисты в 1860 г. преувеличивали республиканскую угрозу и убеждали, что превентивные действия предотвратят опасности, которые они вызывали в своем воображении. Юг не мог позволить себе ждать «откровенного акта» Линкольна против южных прав, настаивали они. Эти настроения выразились в речи Дж. Дэвиса: «Время для компромиссов теперь прошло, — заявил он. — Юг решил отстоять свою позицию, и заставить всех, кто выступит против него, почувствовать запах южного пороха и испробовать крепость южной стали»
[1548].
