Пропагандистские усилия вигской прессы и лично С. Адамса увенчались полным успехом. Постоянная армия как политический и социальный институт была глубоко скомпрометирована. «Boston Evening Post» вздыхала: «Когда храбрый генерал Вольф вел британские войска, чтобы наказать французское вероломство, какой блеск в глазах дам имели алый мундир, шляпа с кружевами, пестрый темляк! А теперь на них смотрят с ужасом, и не будет более приятной новости, чем если нам сообщат, что отныне подобного зрелища в колониях не увидят»
[359]. В итоге войска вынуждены были покинуть Бостон. Вместе с ними бежали таможенные чиновники, опасавшиеся остаться беззащитными против революционной толпы. В долгосрочной перспективе в американском общественном мнении утвердилась антитеза профессиональной наемной армии и ополчения (милиции). Это повлияло в дальнейшем на восприятие Континентальной армии
[360] и отразилось в тексте Конституции США
[361].
Переосмыслению во второй половине 1760-х гг. подверглась не только имперская власть. Привычные колониальные политические институты также были переоценены в духе развивающегося конфликта. В данном случае за дискуссиями американских вигов и тори стояла долгая история политической борьбы в колониях. На протяжении всей первой половины XVIII в. основное содержание политической жизни в королевских колониях составлял конфликт между губернатором и ассамблеей, избираемой самими колонистами. За губернаторами стояла королевская прерогатива, т. е., по определению Дж. Локка, право монарха «действовать сообразно собственному разумению ради общественного блага, не опираясь на предписания закона, а иногда даже вопреки ему»
[362]. В свою очередь, ассамблеи, как правило, опирались на обычное право колоний и их хартии. В этом конфликте оттачивались многие аргументы, впоследствии использованные во время идеологической подготовки Американской революции XVIII в. 80 % губернаторов королевских и собственнических колоний были уроженцами метрополии. Срок их пребывания у власти в среднем не превышал пяти лет
[363]. Они могли быть в любой момент отозваны вышестоящими властями и в своей политике сильно зависели от метрополии. Поэтому в колониях они были последовательными защитниками имперских интересов.
Ослабление губернаторской власти отвечало не только местническим интересам колоний, но и наработкам английского Просвещения. Осмысливая опыт английской монархии, политические теоретики оценивали исполнительную власть как опасную. Влиятельные «Письма Катона» предупреждали, что излишнее доверие к отдельным лицам ведет к узурпации власти со стороны последних. При этом под «отдельными лицами» имелись в виду отнюдь не парламентарии, а «верховные магистраты». Положение подкреплялось хрестоматийными ссылками на опыт античности: Нерона, Тиберия, Александра
[364].
Относительно произвола в колониях существовал не менее хрестоматийный пример Верреса, наместника Сицилии в 73–71 гг. до н. э., отданного под суд за многочисленные злоупотребления. Его историю напоминала колонистам перепечатка из газеты английского радикала Дж. Уилкса «The North Briton». «Какими жестокими тиранами были римляне для мира во времена своей республики!» — восклицал Уилкс, ссылаясь именно на данный эпизод римской истории. С установлением империи провинции вздохнули легче, и «многие из худших императоров, например, Домициан, очень старались не допустить угнетения провинций». Уилкс из этих примеров выводил аналогию с современной ему Великобританией; с его точки зрения, положение французских колоний было благоприятнее, чем, например, Ирландии. Великобритания, без сомнения, не была республикой, но, как отмечал автор, была «куда ближе к чистой республике, чем к абсолютной монархии»
[365].
В Бостоне вигская критика сосредоточилась на Фрэнсисе Бернарде. В 1760–1769 гг. Бернард занимал пост губернатора Массачусетса. С самого начала у него не сложились отношения с колониальной ассамблеей, а с началом англо-американского конфликта между исполнительной и законодательной властью колонии возникло открытое противостояние. В 1767 г. с пресловутым Верресом сравнивали именно Бернарда
[366]. Сопоставляли его и с Эдмундом Андросом, губернатором доминиона Новая Англия в правление ненавистного Якова II
[367]. Помимо прочего, Андрос и Бернард оба носили титул баронета. На губернатора переносились уже знакомые черты «злого советника», коррумпированного министра. «Продажный и коррумпированный» (venal and corrupt) — обычное его описание в бостонской прессе. В 1769 г. представители провинции Массачусетс единогласно осудили правление Бернарда как коррумпированное и деспотическое, и приняли решение составить петицию королю с просьбой о снятии губернатора с должности
[368].
«Тирания» губернатора или его стремление установить таковую были одной из постоянных тем как для массачусетской ассамблеи, так и для рядовых колонистов. Открытое письмо к губернатору Бернарду обвиняло его в попытке установить собственную диктатуру. Автор письма, кстати говоря, ссылался на Локка и его определение тирании как власти без согласия подданного
[369]. «Boston Chronicle» выражала твердую убежденность: губернатор «под предлогом возвеличения королевской власти делает свою собственную деспотической и бесконтрольной»
[370]. Усиление власти губернатора противополагалось здесь королевской прерогативе. Прерогатива — бесконтрольные и неограниченные полномочия монарха — могла считаться даже благом, осмысливаясь в рамках парадигмы «короля-патриота». Но претензии губернатора на бесконтрольную власть оправданию не подлежали.
