Во время ратификационной кампании антифедералисты выдвинули этот принцип как одно из главных возражений против усиления федеральной власти. Поскольку США занимают огромную территорию, значит, центральное правительство в этой стране не может быть республиканским. Различия интересов и (выражаясь современным языком) ментальности штатов слишком велики. Этим нарушается еще одно необходимое условие стабильности республики: гомогенность и бесконфликтность общества. «Агриппа» заявлял: «Обитатели теплого климата более распущены в манерах и менее трудолюбивы, чем в холодных странах. Следовательно, одним необходима такая степень строгости, которая сломила бы дух других… Невозможно, чтобы один кодекс законов подошел Джорджии и Массачусетсу»
[874]. О том же писал Р. Г. Ли
[875]. Соответственно, единственный способ сохранить республиканский строй — это конфедерация, союз полунезависимых государств
[876]. Нью-йоркский антифедералист под псевдонимом «Брут» цитировал «Дух законов»: «„В большой республике общее благо подчинено тысяче разных соображений; не все могут им пользоваться: оно зависит от случайностей. В небольшой республике общее благо живее чувствуется, яснее сознается, ближе к каждому гражданину: злоупотребления встречают там меньше простора, а следовательно, и меньше покровительства“
[877]. Того же мнения придерживается и маркиз Беккарари (Беккариа. — М. Ф.). История не дает нам никакого примера свободной республики, ничего подобного размаху Соединенных Штатов»
[878]. Массачусетский антифедералист Э. Джерри объявлял этот тезис «неопровержимым возражением против принятия новой системы»
[879].
Республикой, с точки зрения антифедералистов, мог быть только штат. Наиболее обычным в американской памфлетной литературе являлось сравнение США с греческими амфиктиониями — союзами полисов. Оно явным образом отражает существовавшую прочную ассоциацию между полисом и штатом
[880]. К правительствам штатов применялись характеристики, отличающие обычный образ полиса: отсутствие антагонизма между правительством и личностью, малые размеры и даже прямая демократия. Нью-йоркский противник Конституции Дж. Лэнсинг говорил: «Поскольку правительства штатов всегда будут лучше представлять чувства и интересы народа в целом, то очевидно, что… власть может быть гораздо более безопасно доверена правительствам штатов, а не центральному правительству»
[881]. В рассуждениях антифедералистов о правительстве нередко совершенно стиралась грань между прямой и представительной демократией. Штат, точно Афины времен Перикла, изображался республикой, где правит сам народ. Так, по мнению мэрилендца Дж. Ф. Мерсера, передача полномочий от штатов к федеральному правительству равнозначна отказу народа от самоуправления
[882].
Практический проект реализации «полисной» демократии в Америке предложил Джефферсон. Он предполагал разделить виргинские графства на административные округа площадью в 5–6 кв. миль и населением ок. 100 граждан. Это и были бы своего рода американские полисы. Джефферсон писал: «Таким образом, каждый район представлял бы собой небольшую республику, и каждый человек в штате стал бы активным членом народного правительства, осуществляя лично большую часть прав и выполняя большую часть обязанностей. находящихся вполне в его компетенции»
[883]. Проект не был реализован.
В ответ на аргументацию противников Конституции федералисты объявляли, что ограничение размеров касается не республики вообще, а только прямой демократии и только в чистом виде
[884]. Фрэнсис Корбин, выступая на виргинском ратификационном конвенте, заявлял: «Возражение, что обширная территория противна республиканскому правительству, относится и к этому штату, и ко всем штатам Союза, кроме Делавэра и Род-Айленда. Если бы возражение было обоснованным, республиканское правительство не могло бы существовать ни в одном из штатов, кроме этих двух. Такой аргумент ведет к распаду Союза, и его абсурдность доказывается нашим собственным опытом»
[885]. Сходные доводы приводил Джордж Кэбот в Массачусетсе
[886]. Джеймс Уилсон признавал: «Вот тут-то вся трудность и проявилась во всей красе. С одной стороны, Соединенные Штаты обладают огромной территорией, и, согласно вышеизложенному мнению, деспотическое правительство лучше всего приспособлено к этому пространству. С другой стороны, хорошо известно, что, хотя граждане Соединенных Штатов могут с удовольствием подчиниться законным ограничениям республиканской Конституции, они с негодованием отвергнут оковы деспотизма. Но что же тогда делать? Возникла идея конфедеративной республики. Считалось, что такого рода конституция „со всеми внутренними достоинствами республиканского правления совмещает внешнюю силу монархического правления“»
[887].
Итак, выходом из теоретического тупика стал федерализм. Теория федерализма, в контексте которой сформировалось мышление американцев XVIII в., была двоякой. Одну из ее граней составляли знания об опыте античных объединений полисов (Ахейского и Ликийского союзов, Дельфийской амфиктионии) и современных «отцам-основателям» образований (Швейцарская конфедерация, Священная Римская империя, Республика Соединенных провинций (Нидерланды)). Вторую — теоретическое наследие европейской философии. Однако ни одно из известных «отцам-основателям» государств не было федерацией в современном понимании. Не случайно восторженные ссылки на опыт Швейцарии или Голландии прочно вошли в арсенал политической мысли антифедералистов
[888]. Теория федерализма была неизвестна и европейской философии XVIII в. То, что мыслители эпохи Просвещения именовали «федерацией», по современным критериям, является конфедерацией и довольно близко к структуре существовавшего в США в 1780-х годах объединения полунезависимых штатов
[889].