Под чаек с пирожками компания обсуждала приезд маэстро. Вовка высказал версию, что, возможно, погодный катаклизм устроил Нарайян картиной мира американцев о русских холодах.
Суфийского мастера было решено встретить гимном «Три сырка».
Юлька, которую очаровал на прошлом танцевальном слете Нарайяновский зикр с чередованием могучей мужской и пронзительной женской партии, дала переписать Тараканову компакт маэстро «Crossing the Veil». Вовке тоже запал в душу этот зикр, исполняемый внушительным хором, под гитару и гулкие удары большого барабана. Зикр проник глубоко в Вовкино сердце, он слушал его, не переставая, и всюду распевал.
Однажды Тараканов с Юлькой, мурлыкая этот зикр, зашли в магазин, чтобы купить глазированные творожные сырки. Как-то само собой получилось, что Вовка спел продавщице на мотив мужской партии:
– Три сырка по пять рублей, три сырка по пять рублей.
Юлька затянула высокую женскую партию:
– Дайте, дайте нам сырочки, дайте, дайте нам сырки!
Тогда они и прозвали этот зикр «Три сырка».
Когда в зале прилета «Шереметьево-2» мелькнула физиономия с седой гривой и крупным орлиным носом, трио заголосило:
– Три сырка по пять рублей!
Услышав родную мелодию и увидев группу поддержки, Нарайяша закатил глаза в неподражаемой улыбке и запрыгал, покачиваясь в разные стороны. Это был высокий широкоплечий красавец-мужчина, лет пятидесяти на вид, с загорелым лицом, седой взлохмаченной шевелюрой и бородой. На тележке он катил две гитары в огромных футлярах.
Чудик был одет в тонюсенькие, но яркие, пятнистые лосины, выгоревшую красную футболочку и пляжные тапочки-сандалии. На фоне Юльки в теплом пальто Нарайян смотрелся весьма затейливо. Вовка порекомендовал знойному гостю русскую национальную обувь – валенки.
По дороге выяснилось, что маэстро три дня назад прибыл с Гавайев, где у него был недельный семинар, и его беговые туфли не успели прибыть с островов в родную Монтану. Несмотря на многочасовой перелет и разницу во времени, Нарайян выглядел бодро, подпрыгивал на заднем сиденьи, крутил головой по сторонам и оживленно жестикулировал. Он то и дело затягивал мелодию какого-нибудь танца, и сразу понравился Вовке своим невероятным драйвом и жизнелюбием. Стоило Тараканову начать: «Fill your cup…», – как Нарайян сочным хрипловатым баритоном подхватил песню, ударяя рукой по воображаемым струнам.
– Я тебе говорила, классный мужик! – обратилась Юлька к Тараканову
– Да, его бы на семинар Болеслава, он бы всех там на уши поставил, – согласился Вовка.
Доставив Нарайяна на квартиру Кати (которая склеивала «позвоночник» папе медсестры) и напоив его крепким кофе, компания отправилась в обувной магазин. Маэстро придирчиво осмотрел несколько пар туфель и остановил свой выбор на черных кроссовках, подделке под «Nike». Цена привела его в восторг:
– «Nike» for ten dollars! – долго хохотал он.
Наблюдать, как американец меряет кроссовки, сбежался весь персонал магазинчика. Нарайян напялил одну кроссовку и невозмутимо зашлепал вперед, ступая второй ногой в ослепительно белом носке по грязному мраморному полу. Продавщицы давились от смеха, Юлька с Таракановым тоже заржали. Больше всего заморскому гостю понравились шнурки с зажимами, торчащие вертикально вверх и подрагивающие при ходьбе.
– Antenns! – довольный, как ребенок, восклицал он, тренькая пальцами по пружинящим усикам шнурков.
– Да, антенны, для прямой связи с космосом, – подтвердила парочка, ткнув указательными пальцами в небо.
Катя, гостеприимная хозяйка квартиры, предложила Нарайяну покушать и прилечь поспать после дальней дороги, но неугомонный маэстро, впервые попавший в Москву, от еды и сна отказался, и поперся гулять по городу. Причем Маринкин Крайслер отверг, сказав, что хочет прокатиться на знаменитом московском метро.
Катя сказала, что с удовольствием выступит экскурсоводом, и ее щечки смущенно зарделись при этом. Опустив глазки, она призналась, что в свое время получила степень бакалавра в Мэрилендском университете. Катя и в самом деле блестяще владела английским, в отличие от Вовки, который хоть и мог объясниться и понять, что ему говорят, но для этого приходилось напрягаться.
– Ну что ж, Нурик в надежных руках! Смотри, сильно не приставай к мэтру, ему надо беречь сексуальную энергию для танцев, – прокомментировал Тараканов, вызвав новую волну покраснения пухленьких Катькиных ланит. – Завтра созвонимся.
Приехав домой, Вовка сбацал торсионный танец на хорошую погоду, и на следующий день заметно потеплело, выглянуло солнце, а ветер прекратился.
Утром Катя сообщила, что они с маэстро идут в Кремль, а потом можно встретиться всей компанией где-нибудь поблизости.
В назначенный час Тараканов с Юлькой вышли из метро «Охотный ряд». Вовка позвонил Кате по мобильному, и узнал, что они находятся в Александровском саду, рядом с памятником Неизвестному солдату. Нарайян и Катя лениво нежились на солнышке, развалившись на травяном газоне возле Кремлевской стены. Милиция не обращала на них никакого внимания, да и друзья с трудом их нашли – парочку скрывал от посторонних глаз забор из жести, огораживающий ремонтный участок вдоль стены.
Вовка с Юлькой, в качестве приветствия спев «Три сырка», легли рядышком. Маэстро, в красноватых солнцезащитных очках довольно щурился, поглядывая на гуляющих прохожих и резвившихся детишек. Под Нарайяном небрежно валялась его смятая курточка, а ослепительно-белыми носками он периодически елозил по земле. «Такой же разгильдяй, как и я!» – удовлетворенно подумал Вовка.
Тараканов сообщил Нарайяну, что сделал на сегодня хорошую погоду. Тот преувеличенно вытаращил глаза, изобразил руками вокруг Вовкиной головы светящийся нимб и привалился своей лохматой седой башкой к Таракановским ногам, вызвав хохот всех присутствующих. Вовка рассказал про волшебство, о потешных ритуалах типа белья в автобусе, и в процессе беседы удивлялся потрясающему чувству юмора маэстро. Гримасы его были бесподобны, цирковые клоуны могли всей гильдией подавать в отставку. Тараканов хохотал до слез, и стал пародировать Нурика, изображая его ужимки и тараща, как он, глаза.
К удовольствию троицы волшебников, Нарайян врубался в то, что мир иллюзорен, что объективных законов не существует и правила игры мы выбираем сами. Его картина мира была гибкой, и Вовка чувствовал, что они очень близки по взглядам на жизнь и темпераменту. Пару раз Тараканов грузанул маэстро абсурдными картинами мира, и тот с юмором отреагировал на это, сходу присвоив Вовке прозвище «Спагетти Босс».
Юлька, чтобы проверить Нурика на чувство собственной влажности, брякнула, что настоящие суфии живут в Средней Азии, а Нарайян только прикидывается, он – «Спагетти Суфи»!
Когда Катька перевела это мастеру, тот засмеялся, кивнул и сосредоточенно стал снимать что-то с ушей.
Вовка задал ему вопрос Болеслава «Что есть жизнь?», ответ на который позволяет многое сказать о картине мира человека.
