Но это и в самом деле странное явление: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обыкновенным малышом – пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива – это её наследство, но вот обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы особенно милым. У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем – у кого вдруг цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но тут, в Данбурге, изначально было ясно, что они генномодифицированные, а если нет? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали нормального ребёнка. Многие подавали в суд – и на клинику, и на врача, – но для аборта уже поздновато.
В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу – с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты как правило детей не бросают – многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.
– Вы жили в гетто?
– Нет.
Прозвучало слишком резко – как знак, что этот разговор стоит прекратить.
С детства жить одному среди людей – наверняка это было хреново. Подумав, я так и не решил, высказать ли сочувствие – может, его это заденет, – поэтому решил свернуть беседу.
– Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока – давайте отдыхать.
глава 8
Другой вопрос, который не давал мне покоя после трибунала, – как Эрик умудрился выстоять против шестерых? Даже если он не такой уж ягнёночек, парни там были крепкие – ума с гулькин хрен, зато занятия в спортзале не пропускали.
Раньше, давно, я сам проводил тренировки у своих парней, но вскоре бросил это дело. Мне приходилось постоянно сдерживаться, всё-таки человеку против мутанта трудно, – а без личного участия, просто так наблюдать – скучно. В последние годы ходил на тренировки только изредка, проконтролировать, что они не совсем уж там балду пинают, а в основном следили сержанты.
Но тут – я потопал сам. Смотреть на Эрика.
На первый взгляд уровень у него так себе. Одного – точно. Двоих – маловероятно. Троих – определённо нет. Но как-то же он это сделал?
Однако чем дальше, тем больше мне казалось, что лейтенант Смит дерётся без особого энтузиазма, чтоб не сказать поддаётся. Аккуратненько так, ненавязчиво… Если не приглядываться – народу-то много, – так и не бросается в глаза. А вот если смотреть только на него, можно заметить, что он не только подставляется, но и в последнюю секунду успевает чуть отодвинуться. Вроде и удар, но даже синяка не будет. Н-да, я как-то не задумывался, что мутантскую быстроту реакции можно в таком ключе использовать.
Посмотрел я на это его показательное выступление и побежал в раздевалку, переодеться.
Сказал помощнику подойти. Дал ему в челюсть. И говорю: «Давайте, лейтенант Смит. Только без вот этого “настроения нет, и голова болит”».
Но он всё равно – и со мной попробовал в поддавки играть. А потом я ему по носу пару раз стукнул, и он быстренько передумал. Облизал кровь с губ, прищурился – тут у меня внутри всё сладко замерло в предвкушении, – и как даст лобешником тоже в нос, аж в черепе хрустнуло. Я тоже разозлился – по-хорошему так, – и понеслась.
Я на равных, с мутантом, не дрался, небось, с самой юности, ещё когда в Данбурге с друзьями развлекались. Ох, какое это чувство… Когда ощущение силы и свободы переполняет – даже чёрт с ней, с победой, не в ней дело. А потом прилетит тебе так, что звёзды из глаз и кровь на языке, а ты не сдаёшься. Вот в этом суть. Как бы ни было больно, как бы ни кружилось всё перед глазами – но ты можешь продолжать. Я ради этого ощущения и в пехоту пошёл, от артиллерии отказался. Хотя где-то и просчитался, конечно, – по факту хорошенько подраться мне здесь не с кем.
Не было до того момента.
Самая неожиданность была, когда он с ходу скрутил меня за шею – это вот тот Эрик, который только что лениво махал руками и поддавался обычным людям! – и принялся дубасить коленом в солнечное сплетение. Вот же сучёныш, до этого ноги вообще не использовал! Прикидывался, будто и вовсе не знает, для чего они, кроме ходьбы, нужны, а тут – разошёлся, отбивную из меня делать!
И вырваться оказалось не так-то просто – от чего я, конечно, вообще в восторг пришёл. Пришлось бухнуться на пол, прокатиться – ага, по нему, – и только после этого хватка Эрика ослабла, так что мне удалось перебросить его через голову – он там приземлился на кого-то из парней, но нам обоим уже было похер на окружающих. У кого мозги есть – догадаются отойти.
Эрик хоть и худой, но если облапить его под балахонистой футболкой – весь жилистый и неожиданно твёрдый. И быстрый – держался наравне со мной, а у меня вообще-то ускоренная реакция даже по меркам мутантов. Точно тренировался. Но не в армии. А где?
Хотя вскоре – наверное, когда у Эрика злость из-за разбитого носа схлынула – у меня опять возникло ощущение, что он поддаётся, поэтому я и бросил драку на полпути. Мне такой победы не нужно.
Разошлись мы, кровавые сопли вытираем, смотрю – а парни на тренировку плюнули, вокруг нас столпились, любуются. Ну, прикрикнул я на них и ушёл в душ – больше для того, чтоб не светить довольной мордой: давно так хорошо не развлекался.
Решил, что обязательно нужно будет повторить.
***
Год испытательного срока прошёл на удивление быстро. Проблем не было, и на высшую меру мы не попали.
Я по-прежнему сидел в кабинете, Эрик по-прежнему был моим помощником. Бумажки, скучные бумажки. Криминальные элементы находились не так часто, как мне бы того хотелось, а масштабных военных действий и вовсе не было, но всё-таки на боевые задания мы выбирались каждый месяц. Ещё были тренировки в условиях, приближенных к реальным, что тоже неплохо. Конечно, там нет живых людей и нет крови… Да ладно, и то развлечение.
Ну, и ещё – регулярные драки с Эриком. Он предложил ходить не в общее время, а вечером после работы, и я согласился. Обычно я настаиваю, чтобы в моём подразделении все держались вместе – несмотря на любые разногласия и антипатии, потому что в бою будет не до того, а перед боем – нужно привыкнуть друг к другу, приноровиться к особенностям, знать скорость реакции, ведущую руку, слабые места и прочее.
Но Эрик… Он с самого начала не рвался наводить мосты любви и дружбы с сослуживцами – как и они с ним, ясное дело, – хотя я надеялся, что со временем притрутся. Однако теперь стало очевидно, что если продолжать давить и упорно заставлять их общаться, то одна из сторон в этом противостоянии сломается – и теперь я уже не был уверен, что это окажется Эрик, – а мне не нужны военные действия в моём подразделении.
Поэтому я разрешил помощнику тренироваться в индивидуальном порядке, после отбоя – рядовых уже не будет, а офицеры у нас слишком ленивые, чтобы настолько поздно в зал ходить.
