Как я расцениваю… Еще один линейный корабль уводит Григорий Павлович к Артуру. Да еще какой! А если бы все по букве да по параграфу, поспел бы он к ноябрю. Слава богу, что так все сложилось. Вот как расцениваю. И… спасибо вам, Михаил!
– За что? Федор Васильевич! За нервотрепку? За ту, что, слава Тебе, Царица Небесная, позади, и ту, что впереди? А она для вас в новой должности лютая будет…
– За то, что император наш сегодня к флоту лицом поворачивается, а не в кораблики играет. За то, что вы, зная, какую ахинею я на вас лью, сказали Николаю Александровичу, что только я на месте Авелана сумею разгрести все это… Только не спрашивайте, пожалуйста, откуда знаю. Знаю, и все!.. За то, что кораблестроением занялись, что до бунта Кронштадт и Ижору не допустили. И за то… За то еще, что к немцам идем не просто так, не с пустыми руками, за то, что государь наш увидел, наконец, что флот военный – не просто игрушка диковинная, а великий инструмент политический…
– Самая длинная вооруженная рука государства.
– Вот! В точку…
* * *
После изучения бумаг и окончательной выработки линии поведения в общении с немцами на завтра Вадим, проводив Дубасова до его каюты, вновь поднялся наверх. Над морем спускалась нечастая для Балтики по-летнему теплая, но уже по-осеннему звездная ночь. Слегка покачивало…
Прислонившись к нагретой солнцем за день броне шестидюймовой башни на правом, наветренном срезе, он молча стоял, вглядываясь в полоску светлого неба на западе в абрисе фиолетовых облаков, на фоне которой резко выделялась темная громада идущего впереди «Александра». На душе было и легко, и… неспокойно. Сердце сжимала теплая и светлая тоска по той, которую он оставил в далеком шумном столичном Петербурге.
В эту ночь посреди Балтики он впервые признался себе в том, что ему одиноко и пусто без нее. Без ее лучистых карих глаз, без шороха ее легкой, быстрой походки, без ее милого, диккенсовского акцента, без запаха ее чудесных волос… Именно тогда он понял, что любит. Понял, что так случилось, что с этим теперь ничего не поделаешь. И все это очень и очень всерьез. И…
И так уж получается, что новейший черноморский броненосец «Князь Потемкин-Таврический», о котором они недавно говорили с вице-адмиралом Дубасовым, имеет к этому самое непосредственное отношение.
* * *
Решающий шаг в долгом и непростом сближении Банщикова с Ольгой Александровной имел место быть, когда он в очередной раз попытался уломать Николая на «морской круиз». Самодержец всероссийский категорически не желал отправляться в гости к греческим родственникам на броненосце. Его совершенно не прельщала перспектива оставлять беременную жену, ожидающую долгожданного наследника.
– Государь, ну представьте только, скольких зайцев вы убьете одним выстрелом! – в надцатый раз распинался Вадик. – Во-первых, ваше присутствие на «Трех Святителях» позволит юридически безукоризненно провести броненосцы через Босфор и Дарданеллы. Если вы помните, ваше величество, то по договору о проливах русские боевые суда первого и второго рангов могут проходить его только по фирману султана при наличии главы государства на борту. А нам сейчас на Дальнем Востоке каждый лишний линейный киль нужен позарез!
– Да. Но где гарантия, что Абдул-Гамид такой фирман соизволит подписать? Англия, знаете ли, все одно будет против. И как мы выведем два броненосца, ведь я могу быть лишь на одном, а? – скептически нахмурил лоб Николай.
– Султан блюдет интересы Турции и нечаянной выгоды для нее не упустит, – устало выдохнул Вадик, многозначительно посмотрев на царя и неожиданно заслужив первую за месяц улыбку на лице великой княгини. – Он прекрасно понимает, что любой наш броненосец, покинувший Черное море, обратно без его разрешения не вернется. А в данном случае, с вами на борту, вопрос пропуска превращается в пустую формальность, следовательно, ему, султану, Англия никаких претензий предъявить не сможет. Вот на обратный их проход он позволения точно не даст! И у турок в случае войны с Россией будет на парочку броненосцев меньше головной боли. Если же мы османам сразу скажем, что это рейс в один конец и назад на Черное море корабли не вернутся, возражать они точно не станут. Кстати, на втором корабле может пойти генерал-адмирал, к примеру. Или кто-нибудь другой из наиболее близких вам Романовых.
Во-вторых, любой офицер и матрос нашего флота, особенно его воюющей на Тихом океане части, узнает как и кем были протащены на театр боевых действий эти «лишние» броненосцы. И будет прекрасно понимать, что, возможно, именно наличие этих, неучтенных японцами в их расчетах кораблей спасет его жизнь. Как вы думаете, ваше величество, ваши моряки после этого будут более или менее внимательно прислушиваться к агитаторам, которые им в оба уха поют, что царю на них наплевать?
– Пожалуй, что менее… – задумчиво протянул Николай.
– В-третьих, если мы покажем нашим японским «друзьям», что раз уж мы смогли вывести пару броненосцев с Черного моря, значит, им придется в своих планах учитывать и весь остальной Черноморский флот. А это для них катастрофа! В свете чего возможны предложения о мире еще до того, как Чухнин пройдет Сингапур. Кстати, полагаю, решить вопрос с турками Ламсдорфу там будет много проще, чем вам здесь с ГМШ, Генштабом, Скрыдловым, Рожественским и всеми остальными, кто видит целью своей жизни босфорский десант. И кто костьми ляжет против вывода черноморцев. Вспомните ругань с Дубасовым. Ведь все эти его «не могу», «невозможно» и «не хочу» были только из-за нежелания ослаблять Черноморский флот! Мол, с макаками и балтийцы на раз-два должны управиться…
– Но переход двух броненосцев без крейсеров, разведки, миноносцев во время войны… Не слишком ли рискованно? – попытался опять отмазаться Николай.
– Это с какой точки посмотреть. Вирениус оказался в положении еще более рискованном. А в данном случае нам можно подгадать выход черноморцев так, чтобы в Средиземном море они встретились с «Александром», «Суворовым», «Орлом», «Сисоем» и «Светланой», которые будут готовы к походу через месяца два – два с половиной.
– Господи… ну, как я могу бросить Аликс одну в такой момент?! Да еще на целый месяц! – снова запел уже поддоставшую Вадика песню несчастного мужа его величество.
– Ники, – внезапно вступила в разговор почти месяц не принимавшая активного участия в обсуждениях Ольга, – ты ведь помнишь того молодого офицера, с которым меня с год тому назад познакомил Мишель? Ну, он еще стал адъютантом у моего мужа… Да, вижу, ты вспомнил. Так вот, он отбыл с моим полком в Маньчжурию. И погиб… В той злосчастной атаке! Мы с ним были близки… как только могут быть близки два человека, один из которых формально замужем и никак не может получить развода. Это по нему, не по всему моему подшефному, почти уполовиненному полку я, бессовестная, на самом деле ношу траур.
– Оленька, прости. Я не думал, что… Я, поверь, сочувствую твоему горю. Но зачем ты мне это сейчас рассказываешь? – ошарашенно пробормотал Николай.
– А к тому, дорогой братец, – непривычно жестко и как то по-новому глядя брату в глаза, произнесла сестра, – что иногда для блага государства жертвы приходится приносить и членам августейших фамилий. Я свою принесла. И, в отличие от тебя, я потеряла любимого человека не на месяц, а навсегда… И еще, господа, мой любимый брат, императрица, наш дядюшка… они же не единственные «особы, принадлежащие к правящей фамилии». Какие еще корабли с Черного моря могут принести сейчас пользу на Дальнем Востоке, Михаил?
