Ваша уверенность в том, что зеленых лебедей не существует, строится на том, что ни ваши наблюдения, ни наблюдения других людей не указывают на их существование. Но вы не можете неопровержимо доказать, что зеленых лебедей нет. У вас есть только отрывочные данные. (И, кстати, предположение, что зеленые лебеди действительно существуют, не приведет к каким-либо абсурдным выводам, так что метод reductio ad absurdum здесь не работает.) С другой стороны, если ваш приятель хочет доказать, что вы неправы, все, что ему требуется сделать, – представить вам одного-единственного зеленого лебедя! Похоже, теперь бремя доказательства лежит на вашем приятеле. Вы можете поудобнее устроиться в кресле и предложить ему отправиться искать своего зеленого лебедя.
Многое из сказанного относится и к разговору о парящих тибетских монахах. Показать, что во время медитации монахи могут летать, проще простого: надо, чтобы один из них проделал это в условиях контроля, а кто-то другой заснял его полет на видео. Вы же можете предоставить только частичное доказательство того, что такие монахи не существуют. Как мы уже говорили, доказательство, подтверждающее невозможность существования чего-то, всегда вынужденно менее строгое – совокупность разрозненных свидетельств указывает только правдоподобную тенденцию. Однако в случае якобы парящих монахов подобное частичное доказательство несуществования все же является веским аргументом (до тех пор, пока не обнаружатся явные свидетельства в пользу того, что они действительно парят).
Во всех случаях, когда разгорается спор о существовании или несуществовании неких гипотетических сущностей (парящих монахов, снежного человека в Гималаях, экстрасенсорного восприятия, бозонов Хиггса, зеленых лебедей, дьявола, духов, темной материи, Атлантиды, бога), бремя доказательства лежит на тех, кто утверждает, что объект, о котором идет речь, существует.
Интерлюдия. Об анализе возможных ходов в шахматах и альтернативных поступках при игре в жизнь
Вы играете в шахматы? Надеюсь, хоть иногда.
Чем лучше вы играете, тем меньшее количество возможных ходов вы будете рассматривать, перед тем как сделать следующий ход. Звучит странно?
На самом деле нет. Задача игрока – отыскать самый лучший ход и сделать это как можно быстрее, поскольку (по крайней мере, во время серьезных соревнований) стрелки шахматных часов неуклонно движутся. Значит, главное – не разбазаривать драгоценное время, перебирая огромное количество бессмысленных ходов. Будет лучше, если вместо этого мозг точно отберет несколько наиболее многообещающих и сфокусируется именно на них. И конечно, главная цель – найти среди этих нескольких ходов самый лучший.
Это во многом справедливо и тогда, когда мы сталкиваемся с вопросами, относящимися к сложному миру, в котором мы живем. Используя накопленные за годы жизни знания, мы можем – и должны – сделать все возможное, чтобы наилучшим образом отделить многообещающие варианты будущего от бесперспективных и, расставив приоритеты, обдумать свои дальнейшие действия (иначе говоря, какой следующий ход нам следует сделать в своей жизненной игре). Только так мы можем достичь более глубокого уровня понимания окружающего мира.
Одна из чрезвычайно важных функций этих обширных, глубоких и сокровенных знаний связана с тем, что они помогают удерживать предварительную “проработку” в разумных пределах. Кстати, отрицательная коннотация, обычно связанная со словом “предел”, здесь неуместна. Совсем наоборот, я имею в виду ограничения, приводящие к весьма позитивным эффектам.
Чтобы объяснить, что конкретно имеется в виду, ниже я использую шахматы как метафору жизни. В большинстве позиций на шахматной доске каждый игрок теоретически может сделать примерно тридцать пять различных ходов. (Это число слегка зависит от того, в какой стадии игры он находится: в начале, миттельшпиле или эндшпиле, – но в общем случае тридцать пять – достаточно точная оценка.) При этом опытный шахматист знает, что почти все эти тридцать пять ходов не слишком хороши. На самом деле большинство из них просто ужасны. И поэтому хороший игрок быстро сосредотачивается только на нескольких ходах – трех, четырех, от силы пяти. А как ему удается отобрать эти несколько перспективных ходов из тридцати пяти? Только благодаря многолетнему опыту!
В сложной ситуации на шахматной доске гроссмейстер, стремясь быстро отделить возможные разумные шаги от бессмысленных, отмечает знакомые комбинации фигур и пытается обнаружить едва заметные аналогии с позициями, которые ему встречались раньше за годы, проведенные за игрой. Доскональное знание шахматных позиций позволяет гроссмейстеру существенно сузить поиск следующего хода. Люди с меньшим опытом игры в шахматы просто не разглядят эти комбинации, не заметят важные аналогии. Из-за недостатка опыта они готовы рассматривать ходы, отбрасываемые гроссмейстером сразу, не чувствуя интуитивно, насколько они ошибочны.
Очевидно, гроссмейстер не будет прислушиваться ни к случайным рекомендациям ребенка, только-только выучившего правила, ни даже к советам энтузиаста-любителя, сыгравшего порядка сотни игр. Выслушивать этих новичков под тиканье шахматных часов – пустая трата драгоценного времени. Жизненно важно не быть уж слишком восприимчивым! В конце концов, игра в шахматы, как и жизнь, конечна!
Но где следует провести разделительную черту? Должен ли гроссмейстер прислушиваться к интуитивным советам двенадцатилетнего юного дарования, выигравшего несколько местных турниров? А если предположить, что этот молодой вундеркинд недавно играл с Магнусом Карлсеном, сегодняшним чемпионом мира, и тот его с трудом победил? В какой момент следует задуматься и прислушаться к идеям, казавшимся до того абсолютно неожиданными и странными? Да… Это сложное субъективное решение, и, очевидно, не может быть однозначного рецепта, позволяющего безошибочно “правильно” ответить на этот вопрос.
В повседневной жизни просто невозможно относиться ко всему беспристрастно. Мы не можем проанализировать все благожелательные советы, которые сыплются на нас со всех сторон. Чтобы быстро сократить число альтернативных вариантов и отделить разумное от неприемлемого, мы должны полагаться на свой собственный (и известный нам чужой) опыт.
Так, вы не должны непредвзято относиться к предложению еще раз попробовать ливерную колбасу, если раньше, каждый раз, когда вы ее пробовали, она вам ужасно не нравилась. Равным образом я не могу заставить себя читать новые книги автора, которого я уже невзлюбил, даже если отзывы на задней стороне суперобложки расхваливают ее на все лады. И Биргитте, несмотря на идущие от самого сердца советы ее подруги Гуниллы, не следует продолжать пользоваться той же онлайн-службой знакомств, если она уже делала это несколько раз и результаты были самыми неутешительными. Доверяйте себе и полагайтесь на свой опыт! (При условии, что у вас его достаточно…)
Если относительно какого-то жизненного вопроса вы хорошо осведомлены и достаточно опытны, можно и должно чувствовать себя уверенно, чтобы быстро отклонять случайные идеи и благие пожелания. Это напоминает гроссмейстера, отказывающегося рассматривать предложения зеленого юнца. Конечно, какие-то случайные посторонние рекомендации могут быть полезны. Хотелось бы надеяться, что у вас (или у гроссмейстера) достанет опыта заметить эти, качественно отличающиеся от других предложения. Но, конечно, стопроцентной гарантии дать нельзя. Понятно, что, отклоняя с ходу большинство чужих советов, вы рискуете пропустить нечто ценное, выплеснуть ребенка с грязной водой, но такова жизнь. Как и шахматы, жизнь всегда игра рискованная, но, будем надеяться, это риск осознанный и обдуманный, опирающийся на многолетний опыт.
