У Гиласа застучали зубы.
– Что ты делаешь?
Незнакомец достал нож, отрезал прядь собственных волос и обвязал вокруг шеи мальчика. Поднял кусок угля. Вцепился в Гиласа одной рукой, чтобы не вырывался, и начертил какие-то знаки на лбу и на груди мальчика.
– Эх, не хочется мне так поступать, Блоха, – с горечью проговорил Незнакомец. – Ты ведь совсем ребенок! Но что еще остается? Иначе от них не уйти. Я же не только свою шкуру спасаю. Извини, другого пути нет.
Незнакомец выпрямился во весь рост, схватил головню и крикнул теснящимся у берегов теням:
– Духи воздуха и тьмы! Видите знак на его голове и сердце? Знак Акастоса? Слетайтесь к нему! Забирайте его! Сожрите его!
– Акастос? – с трудом выговорил Гилас. – Это ведь твое имя, да? Ты начертил на мне свой знак. Привязал свои волосы. Я приманка. Ты оставляешь меня на съедение Злобным.
Незнакомец по имени Акастос торопливо захромал прочь.
– Без меня корабль не найдешь! – прокричал Гилас.
– Найду, – отозвался тот. – Ты сказал, до корабля легко добраться, когда ветер не слишком сильный. С тех пор как произошло крушение, направление ветра не менялось. А значит, корабль у северо-западного побережья.
– Ну найдешь ты корабль, и что? А от Воронов как прятаться будешь? Они же вернутся! Я знаю надежное укрытие! Я тебе помогу!
– Обойдусь.
– Прошу тебя!
Что-то в голосе мальчика заставило Акастоса остановиться.
– Не бросай меня! – взмолился Гилас. – Я же тебе ничего не сделал!
– Что правда, то правда, – дрогнувшим голосом ответил Акастос. – Но пожалею тебя – погублю себя.
Он устало провел по лицу рукой.
– У нас с тобой много общего. Оба бойцы. Может, придумаешь что-нибудь и выкрутишься.
– Акастос!
Но мужчина уже скрылся из вида.
Повисла давящая, тревожная тишина. Сквозь черные ветки Гилас наблюдал, как гасли последние отблески дневного света. В небе сияли несколько бледных звездочек, но вскоре их скрыли облака. Стало еще темнее. А ведь сегодня новолуние!
Грубая древесная кора впивалась в плечи. Знаки Акастоса въелись в кожу. Пахло углем и пеплом.
И тут зашелестели крылья.
31
Гилас стал вырываться как безумный, но веревка держала крепко. Мальчик попытался стереть знаки Акастоса. Только вот руки крепко прижаты к бокам. Нет, не дотянуться.
Его накрыла черная тень.
Гилас напряг память. Запинаясь, пробормотал заклинание. Тень исчезла, хлопанье крыльев стихло в ночи. Гилас весь обратился в слух. Он знал: Злобные вернутся.
Они охотятся за теми, кто убил члена семьи, свою плоть и кровь. Гилас никого не убивал, но ему это не поможет. Злобные не разбирают, кто попадается на пути. Окажешься поблизости – тем более со знаками их жертвы, – набросятся не раздумывая.
Акастос знал, что делал. Узлы крепкие – такие не развяжутся. Даже знак начертил дважды. Короче говоря, действовал наверняка. Гилас беспомощен, точно козленок, которого охотник использует как приманку для льва.
Небо закрыл огромный темный силуэт. Опустился на берег русла. Со скрипом сложил кожистые крылья. У Гиласа сердце ушло в пятки. И снова хлопки крыльев. Рядом приземлилась вторая тень. Только когти пощелкивали об угли. Запахло горелой плотью. Темные фигуры зашевелились.
Повисла гнетущая, напряженная тишина.
Тут фигуры будто бы слились в одну и превратились в длинную черную змею. Сотканная из мрака, она свесилась с края, покачиваясь из стороны в сторону. Она искала Гиласа.
Мальчик не столько видел их, сколько чувствовал, но перед мысленным взором Злобные предстали во всех ужасных подробностях. Плоть обуглена в пламени Хаоса. Пасти цвета сырого мяса распахнуты, словно зияющие раны.
Видят ли Злобные в темноте? Слышат ли тяжелое дыхание Гиласа? Чуют ли запах пота, градом стекающего по бокам? Ощущают ли страх мальчика?
Крушины нет, отгонять Злобных нечем. Остается только отчаянно бормотать заклинание, но тихо-тихо – вдруг услышат?
Уголком глаза Гилас уловил какое-то движение в устье, на дне русла. Он напряг зрение, но в густой темноте ничего не смог разобрать. А чернота на берегу забурлила, заклокотала. Змея из мрака отращивала все новые и новые головы, и каждая тянулась вниз в поисках жертвы.
И снова на дне русла что-то шевельнулось – на этот раз ближе. К Гиласу скользнула тень. Слова заклинания застряли у мальчика в горле. Сердце сжалось от ужаса.
– Гилас! – шепотом окликнула тень. – Это я, Пирра!
В ночной тьме девочке пришлось пробираться к нему на ощупь. Хорошо еще, что у него светлые волосы, – иначе и вовсе не заметила бы.
– Ты как, цел? – спросила девочка. Попыталась распутать узлы у него за спиной. Бесполезно – слишком крепкие. Казалось, сыромятная кожа превратилась в гранит.
– Кинжал у тебя? Режь! Скорее! – поторопил Гилас.
Пирра попробовала разрезать путы, но ремень не поддавался.
– Ну же! Злобные прямо над нами!
Девочка поглядела на черную змею и на секунду застыла от ужаса. Тут змея тяжело слетела с берега и села на кипарис в устье русла. Царапанье когтей, скрип кожистых крыльев…
Пирра с удвоенным пылом накинулась на веревку. Руки дрожали, и лезвие соскользнуло с ремня.
– Он нарисовал на мне свой знак, – прошипел Гилас. – Злобные на него слетаются. Надо его стереть. Не могу дотянуться. Давай ты.
– Где?
– На лбу и под левой ключицей. И волосы с шеи сними.
Пирра нащупала лицо Гиласа, торопливо стерла пальцами уголь. Точно так же расправилась со знаком на груди. А волосы вокруг шеи оказались слишком скользкими и никак не развязывались. Пирра попробовала их разрезать. Девочка не представляла, что человеческие волосы могут быть настолько прочными. Наконец получилось. Пирра отшвырнула прядь в сторону. Принялась за ремень, но тут вспомнила про крушину, заткнутую за пояс.
– Не копайся! – прошептал Гилас.
– Я крушину нашла…
– Не поможет! Они слишком близко!
В тридцати шагах черная змея слетела с кипариса и с тяжелым «бум!» приземлилась на дне русла.
Дети замерли.
Пирра с остервенением накинулась на ремень.
– Не успею, – пропыхтела она. – Резать долго.
– Возьми камень и кусок угля, – прошептал Гилас. – Начерти знак на камне и обвяжи его волосами.
