По мнению правительства, поездка принца Георга в Афины представляет только выгоды. Бриан уполномочен заявить брату Константина, что если Греция объявит себя противницей всех наших врагов, то мы гарантируем для нее защиту после войны от последствий насильственных действий со стороны Болгарии.
Румыния, видя теперь Россию увязшей в Польше, высказывает все растущие притязания (Бухарест, № 125 и 126). Россия же, которая уже видит Константинополь и проливы в своей власти, проявляет к Румынии больше сдержанности (Петроград, № 448); но она вместе с сэром Эдуардом Греем считает целесообразным предпринять демарш в Софии и заставить болгарское правительство немедленно высказаться за ту или другую сторону (Петроград, № 447; София, № 127).
Китченер заявил нашему военному атташе, что трудности, с которыми столкнулись морские операции в Дарданеллах, и невозможность приступить к высадке войск на полуострове без длительной и тщательной рекогносцировки отсрочат на известное время использование союзных контингентов. Ввиду этого Китченер по предложению генерала Гамильтона предписал направить британский экспедиционный корпус в Александрию и Порт-Саид. Он требует, чтобы генерал д’Амаде оставил в Лемносе только небольшую часть своих войск и отправил остальные в Египет (Лондон, № 514 и 513). Странная судьба экспедиции в проливы!
Отправился в Жюйи близ Mo и посетил там лазарет, оборудованный группой американцев. Лазарет помещается в школе ораторианцев, существующей с 1638 г. В живописном здании, построенном еще старым аббатством и окруженном красивым парком, находятся могила и статуя кардинала де Берулль. Меня встретили посол Соединенных Штатов Шарп, который все еще не говорит ни слова по-французски, и многочисленный персонал американских врачей, хирургов и санитаров. В трех больших залах я беседовал со ста двадцатью – ста тридцатью ранеными; состояние их духа, как всегда, превосходное.
Среда, 24 марта 1915 г.
Феликс Декори, встретивший вчера на обеде у Поля Адама Думера, нашел его чрезвычайно возмущенным Жоффром. По его словам, Жоффр окружен комитетом младотурок, и беспомощность его скоро бросится всем в глаза. По словам Шарля Бенуа, в самой палате депутатов тоже очень раздражены главнокомандующим. В частности, его упрекают в том, что во время операций в Шампани он не предоставил генералу де Лангль де Кари свободного распоряжения своими резервами.
По словам самого Пенелона, большинство офицеров главной квартиры находит, что Жоффр должен был либо дать генералу де Лангль де Кари право использовать свои резервы, либо же взять на себя лично командование операциями. Таково мнение генерала Пелле, который должен заменить генерала Белена при Жоффре и станет отныне главным сотрудником главнокомандующего. Пенелон приветствует это, потому что у Пелле, бывшего военным атташе в Берлине, широкие взгляды. Однако Пенелон тут же заметил, что Жоффр не поддается влиянию своего окружения и, напротив, упрямо держится за свои собственные идеи. Никто в Шантильи не разделяет его уверенности, что война может быть окончена этим летом. Тогда как Жоффр желает скоро пустить в дело призыв 1916 г. и уже в июле зачислить в полки новобранцев призыва 1917 г., генеральный штаб считает, что это значит «поедать хлеб на корню» и что не следует спешить с использованием на позициях последних призывов. Между тем Мильеран по требованию Жоффра представил мне на подпись, и я подписал, законопроект, предписывающий зачисление в полки призыва 1917 г. Военная комиссия палаты соглашается вотировать только подготовительные меры и откладывает решение о зачислении до следующего закона. Мильеран готов был подчиниться, но Жоффр продолжает настаивать перед ним, и я не знаю, каково будет окончательное решение правительства.
У меня обедали в интимной обстановке Марсель Прево и Морис Донне с женами. Мы вспомнили идиллический завтрак в приорстве накануне моего отъезда в Россию*. Марсель Прево мобилизован в качестве артиллерийского офицера; недавно в Revue de Paris появилась прекрасная статья его о «нытиках». Он рассказывает, что некоторые редакции кишат паникерами. Надо будет принять меры против этого упадка духа, который может стать роковым при затяжной войне.
Грей все еще продолжает беседы с Империали, Италия настаивает на нейтрализации берега Адриатического моря от Каттаро до Валоны и от Валоны до границы Эпира. Она требует для себя Далмации до пункта близ Рагузы, а также острова, лежащие по соседству с Истрией. Грей находит, что мы должны подписать теперь соглашение (Лондон, № 524).
Четверг, 25 марта 1915 г.
Мильеран и Оганьер сообщают совету министров, что английское правительство не рассчитывает фактически возобновить операции в Дарданеллах раньше 15 апреля. А пока будут отделываться словами. Эта экспедиция была предпринята наспех, недостаточно изучена в Лондоне, она является плодом фантазии морского министерства, причем не были приняты во внимание ни военные трудности, ни дипломатические последствия.
Берти от имени Грея вручил Делькассе ноту об итальянских предложениях (Лондон, № 530; из Парижа в Лондон, № 916 и 917). Грей находит, что надо принять их без замедления, и совет министров, информированный Делькассе, решается пойти на них. Но Рибо, Думерг и Мильеран вместе со мной подчеркивают, что некрасиво ограничивать выгоды, оставленные для сербов. Впрочем, у нас еще нет согласия Сазонова (Петроград, № 460).
Пятница, 26 марта 1915 г.
Пьер Лоти просил меня несколько недель назад, чтобы Оганьер командировал его в военное министерство и дал ему, таким образом, возможность отправиться на фронт. Это было сделано, и я известил об этом Пьера Лоти. «Приятное известие, сообщенное вами, – пишет он мне, – наполняет мое сердце радостью, и я от всей души благодарю вас. А теперь я хотел бы в ожидании лучшего быть полезным Франции хотя бы своими писаниями. Я не хочу принадлежать к тем, кто ничего не знают, ничего не видят, не были даже на поле сражения и поэтому не могут ничего писать. Прошу вас, усмотрите в моих словах не придирки и жалобы, а исключительно желание работать для общего дела и для воздействия на нейтральные нации. Если бы я мог получить подобие миссии на Ипр и к королю Альберту, как это пришло в голову вам и Барту, это было бы для меня большим счастьем. Поскольку я остаюсь в пределах укрепленного лагеря Парижа, меня давит сознание своей бесполезности, тогда как я чувствую в себе силы быть полезным. Выражаю вам свое пламенное желание быть очевидцем событий и запечатлеть их для тех, кто не был их очевидцем».
Я послал Лоти рекомендательное письмо к королю Альберту. Лоти поехал в Ла-Панн и по своем возвращении написал мне на своих излюбленных желтых листочках: «Господин президент, в субботу я вернулся из Бельгии. Не решаясь еще раз просить у вас аудиенции, я позволяю себе выразить свою глубокую признательность в этом письме. Король долго беседовал со мной, он просит благодарить вас и сказать вам, что скоро напишет вам. Затем я по меньшей мере час беседовал с королевой. Хотя я не удостоился услышать грохота пушек, я кое-что видел между Ипром и Фюрнесом и попытаюсь построить на этом свои статьи для американской публики. Если бы я хоть чуточку видел поля сражения, если бы меня хоть чуточку вовлекли в войну, как это не преминули бы сделать во всякой другой стране, кроме нашей, вместо того чтобы систематически держать меня вдали от нее, ах! я знаю, что мог бы написать не мимолетную (dirable) книгу во славу нашей Франции. Вы как-то раз сказали, быть может, в рассеянности: „Я пошлю (или повезу) вас в Эльзас“. Я не забыл этих слов. Ах, если бы это могло осуществиться! Примите, господин президент, уверения в моей благодарности и почтительной преданности».
