В обмен на это Италия обязуется вести сообща с нами войну против всех врагов Тройственного согласия и употребить на это все свои ресурсы.
Этот дипломатический торг, видимо, разохотил графа Романонеса, главу либеральной партии в Испании (Жоффрей, № 174). Этот политик, один из самых дружественных Франции на всем Пиренейском полуострове, произнес речь, в которой без обиняков требует включения Танжера в испанскую зону влияния и высказывается против интернационализации этого порта.
Вторник, 20 апреля 1915 г.
Получил от великой княгини Анастасии, находящейся теперь в Эз, письмо, в котором она благодарит меня за справки относительно подзащитных жены кронпринца. «Я телеграфировала своей дочери Цецилии: „Никаких кандалов, никакой Кайенны“, – и умолчала о других указаниях в вашем письме. Она недавно разрешилась от бремени прелестной девочкой, и я не хотела говорить ей ничего такого, что могло бы взволновать ее. Не знаю, надо ли сообщить ей все содержание вашего письма. Я разделяю все выраженные в нем мысли, но не знаю, писали ли вы их только для меня или также для моей дочери. Мне хочется послать копию вашего письма своему очаровательному зятю, датскому королю, и просить его поступить по своему усмотрению. Как вы смотрите на этот план? Разумеется, я в стороне от политики, но это не мешает мне иметь свои мысли. Так, когда вы предприняли летом свое путешествие в северные страны и начали с моей прекрасной родины, я подумала, что, зная вашу приверженность к миру, воспользуются именно этим моментом, когда вы находитесь в плавании, и затруднят вам переговоры. Я тоже за мир и очень страдаю от этой войны, к тому же начатой таким несправедливым путем! Я говорю себе теперь: довольно убивать людей, безразлично какой национальности. Мне очень больно за этих бравых солдат и граждан. Довольно ран и страданий! Конечно, у Антанты свои планы и намерения. Вопрос в следующем, могут ли они теперь поставить свои условия и сказать: вот что вас ожидает». Я имею все основания думать, что никто не поручил великой княгине писать мне таким образом. Поэтому я ответил ей со всей сдержанностью, что она может сообщить мое первое письмо жене кронпринца и что Франция намерена продолжать до победного конца навязанную ей войну. Ко мне явился принц Георг Греческий, возвратившийся из Афин, где имел продолжительную беседу со своим братом Константином. Английское правительство самым определенным образом предостерегло нас от его предложений. В Лондоне полагают, что принц Георг и король намерены только обезвредить Венизелоса. Лондон убедительно просит нас не принимать их предложений (Поль Камбон, № 715; Афины, № 157). Тем не менее я учтиво выслушал объяснения принца*. «Король и греческое правительство, – сказал он, – склонны выступить на стороне Тройственного согласия. Поставленные ими условия не окончательны, текст был неудачно составлен, он может быть исправлен. Но Греция не может согласиться на уступку Каваллы. Об остальном мы столкуемся. Я отвечаю, что желаю такого соглашения, но одному правительству надлежит высказаться об этом. Принц не скрывает от меня, что, по его мнению, вопрос гораздо легче разрешить, если мы немедленно порвем с Болгарией и окажем Греции помощь в борьбе с ней. Словом, Константин не столько предлагает нам сотрудничество, сколько требует его от нас, – вот какое сотрудничество он имеет в виду.
Делькассе сообщил мне, что английский король Георг так же, как я, телеграфировал императору Николаю II и просил его ускорить соглашение с Италией.
Среда, 21 апреля 1915 г.
Опять тот же вандализм: в Реймс брошено пятьдесят зажигательных снарядов.
Телеграмма Палеолога извещает нас, наконец, что русское правительство согласилось подписать соглашение с Италией. Тем не менее русский посол в Лондоне получил инструкции сделать ряд оговорок в пользу Черногории, Сербии и Греции (Петроград, № 579 и 589).
Император тоже послал мне телеграмму, которая дошла до меня в несколько искаженном виде (№ 582): «Дорогой и высокий друг. Сознавая пользу, которую может представить помощь Италии, сознавая, что эта помощь, быть может, позволит сократить войну, (пропущено слово) соответствует* итальянским требованиям, несмотря на то что эти требования весьма значительны и во многих пунктах противоречат устремлениям славянских народов; принесение в жертву этих устремлений заставляет меня бояться возможных опасностей в будущем. Вступление Италии в войну имеет, на мой взгляд, ценность только в том случае, если последует немедленно. Не могу скрыть от вас плохое впечатление, произведенное на меня тем, что римский кабинет, после того как получил почти все требуемое им, заявил, что желает отсрочить начало своих военных действий, которое он сам предусматривал в конце апреля по новому стилю. Тем не менее, поскольку вы обращаетесь ко мне и ссылаетесь на интересы союзных стран, я не буду возражать против подписания конвенции с Италией и наделил мое правительство необходимыми полномочиями. Отклоняя, таким образом, формулировку, предложенную в Лондоне относительно срока исполнения франко-русской конвенции*, я надеюсь, что союзники приложат усилия, чтобы побудить Италию ускорить свое выступление. Кроме того, я считаю, что все другие обязательства, обусловленные между союзниками до присоединения Италии, останутся нерушимыми. Примите уверения в моей искренней и постоянной дружбе. Николай».
Четверг, 22 апреля 1915 г.
В телеграмме, которую Делькассе отправил императору через наше министерство иностранных дел, я отвечаю, что мы не забудем интересов славянских народов и что вступление Италии в войну ничего не изменяет в прежних соглашениях союзников. В частности, само собой разумеется, что соглашение 5 сентября, возбраняющее заключение сепаратного мира, остается в полной силе. Впрочем, и сама Италия тоже примкнула к нему.
Испанский посол в Лондоне сообщил сэру Эдуарду Грею желание своего правительства, чтобы Танжер был признан за Испанией ввиду тех различных перемен, которые должны произойти в бассейне Средиземного моря. Английский министр иностранных дел благоразумно отложил свой ответ до окончания войны и до изучения этого вопроса Англией совместно с Францией (Мадрид, № 177; Лондон, № 759).
Пятница, 23 апреля 1915 г.
Вчера на север от Ипра, близ Лангемарка, между каналом и железной дорогой в Стаден, неприятель пустил на наши позиции густое облако ядовитых газов. Канадские и французские войска еще не имеют ни противогазовых масок, ни других средств защиты от смертоносных газов, и этот новый способ атаки, естественно, застал их врасплох. Они отступили сначала к югу от Пилкен и на высоту Пелькапелле. Гренадерский полк, цвет бельгийской армии, сделал героический прыжок вперед и защитил позицию, когда занимавшие ее французы и англичане задохнулись от газа. Теперь на поле сражения приведены свежие части. В тесном контакте с бельгийцами и англичанами они всеми силами будут стараться снова отнять потерянную территорию. Сколько преступлений ложится теперь на совесть науки! Уже в январе немцы употребляли снаряд, начиненный ядовитым газом, – они называли его снаряд Т. Но с тех пор они, как видно, создали особые отряды, наученные действовать баллонами с удушливыми газами. Это – организация убийства; увы, не будем ли мы вынуждены прибегать завтра для нашей защиты к тем же средствам?*
