В России, как и во Франции, после понесенных поражений и потерь происходят конфликты между армией и штатскими. Председатель думы Родзянко, принадлежащий к партии октябристов, отправился в ставку к императору, обратил его внимание на серьезность положения и просил о принятии исключительных и срочных мер против недостатка снаряжения. Император последовал этому призыву. Он назначил комиссию в составе военного министра, председателя думы и трех членов ее, четырех генералов и четырех представителей горнозаводской промышленности (Петроград, 1 июня, № 706).
Те же причины, те же следствия. У нас депутаты Жюль Рош, Борегар, Спронк и Эскудье говорят мне, что они стараются противодействовать распространению зла, но тщетно: агитация против Мильерана и Жоффра приняла угрожающие размеры.
Новые письма от Лоти в роли дипломата. Я получаю их от него одно за другим. «Лицо, посланное мною в Женеву, только что возвратилось и привезло мне следующий ответ: Талаат не может приехать, потому что константинопольской публике известно, что его жизни со всех сторон угрожают заговорщики, и отсутствие его объяснят страхом; кроме того, необходимо его присутствие в Константинополе ввиду серьезности происходящих событий. Джавид согласен приехать тотчас по получении телеграммы, если французское правительство пожелает этого. Талаат уверяет, что он будет снабжен всеми полномочиями для переговоров. Как только Джавид приедет в Женеву, он известит меня, и наше правительство даст нам знать, в какой город Франции он должен направиться. Не будете ли вы так любезны сообщить мне, могу ли я при этих обстоятельствах телеграфировать – условным языком – Джавиду, что он может ехать в Женеву? Примите, и т. д.».
Другое письмо: «С моей стороны было бы смелостью выступать со своим суждением. Однако мне кажется, что мы можем вызвать Джавида: разговоры ни к чему не обязывают. В Берлине он только для того, чтобы попытаться добыть немного денег, потому что турки остались уже без денег.»
Третье письмо: «Я не думаю, что ответ Талаата указывает на желание его уклониться от переговоров. Вот его доводы: 1) Он и Джавид поделили теперь между собой турецкие дела: Джавид взял на себя иностранные дела, а он, Талаат, – внутренние, и присутствие его в Константинополе совершенно необходимо. 2) Поездка из Константинополя в Париж требует много времени, и это нелегкое дело, тогда как Джавид, снабженный полномочиями и находящийся в Берлине (он не возвращается в Турцию только потому, что ожидает ответа Франции), приехал бы тотчас же. Отсутствие Талаата было бы похоже на бегство перед угрозами смерти, которыми он окружен так же, как Энвер. И наконец, более важный мотив (я обещал не передавать его дальше и умоляю вас, господин президент, никому не говорить о нем): Талаат на этих днях открыл или же решил, что открыл, что в последнем заговоре против его жизни, организованном Саба-Эддином, якобы замешан французский посланник в Афинах». На этот раз доверчивость Лоти превосходит границы.
Делькассе и я полагаем, что дружба с турками начинает ослеплять Лоти. В согласии с министром я отвечаю ему лично: «2 июня. Согласно поступившим к нам сведениям история с заговором – сплошной вымысел, младотурки правят в Константинополе с помощью террора, и у Талаата нет никакого основания, в котором он мог бы признаться, не уезжать оттуда, если он искренне питает мирные намерения. Бесполезно говорить вам, что поклеп на французского посланника в Афинах (как, впрочем, и на английского посланника) является глупой клеветой. Так как Джавид находится в Берлине и не является официальным лицом, французское правительство рискует попасть в западню, если пошлет эмиссара для переговоров с ним. Этот шаг, несомненно, был бы истолкован как признак нашей слабости. Если турецкое правительство серьезно желает сделать нам предложения, ему надо лишь сообщить их нам предварительно, по крайней мере в общих чертах, через надежного и известного вам посредника. Тогда мы посмотрим, можем ли мы вступить в сношения с Джавидом или кем-либо другим, имеющим специальное полномочие для этого. Простите, что я не ответил вам вчера, но министр счел нужным тщательно рассмотреть этот вопрос, а свой ответ я, разумеется, посылаю вам с его согласия». Новое письмо Лоти; он продолжает стоять на своем: «Вопрос так важен, что вы, конечно, простите мне, что я вам пишу еще раз. Я передал ваш ответ уполномоченному, который был поражен им и сегодня же вечером повезет его в Швейцарию. Я не думаю, что турки согласятся на требование – очень жесткое, не правда ли? – предпослать своим переговорам письменную программу. Впрочем, „в общих чертах" их программа, конечно, сводится к следующему: оставить Германию и перейти на сторону союзников. В минувшую субботу вы сказали мне, господин президент, что, если бы к нам приехал лично Талаат, вы не ставили бы никакого предварительного условия для его приезда, и я дал об этом знать туда. Не думаю, что наше правительство взяло назад это слово, и продолжаю понимать вас в том смысле, что, если ввиду нашего отказа Джавиду Талаат решится, несмотря на все действительные трудности, приехать лично, от него не потребуют предварительно письменной программы. Но прошу вас быть любезным подтвердить мне, что я не ошибаюсь. Это последний вопрос, с которым я позволяю себе обратиться к вам. После этого будет закончено интермеццо с моей ролью посла, для которой я так мало компетентен. Что касается заговора против жизни Талаата и Энвера, то я, безусловно, в нем уверен, тем более что два месяца назад он был раскрыт мне одним из участников. Мне говорили о нем также ряд других турок. „Глупой клеветой", как вы правильно выразились, является причастность наших двух посланников. Но, зная несколько Талаата, я убежден, что он искренне верит в нее». Я ответил Лоти, что, если Талаат решит приехать к нам лично, от него не потребуется заранее никаких письменных заявлений, но для приезда Джавида из Берлина правительство нуждается в гарантиях.
Четверг, 3 июня 1915 г.
Мильеран встретился вчера в Дуллане с Жоффром и Асквитом. Жоффр намерен на этих днях начать две атаки второстепенного значения, одну – на фронте 2-й армии, другую – на фронте 6-й армии. Асквит, очевидно, приехал во Францию для того, чтобы уладить непрекращающийся конфликт между Френчем и Китченером. В согласии с французским командованием фельдмаршал желает, чтобы английское правительство прислало во Францию двадцать новых дивизий, то есть большую часть армии, созданной Китченером. Последний предпочитает сохранить ее для другого театра военных действий. На совещании между Асквитом, Мильераном, Жоффром и Френчем решено, что в ближайшем времени во Францию будут отправлены пять или шесть новых дивизий, о двадцати не может быть и речи ввиду недостатка винтовок и снаряжения. Англичане сменят одну из наших дивизий на юг от Бассе и одну из двух наших дивизий на север от Ипра. Это мало, но это – начало.
Рибо представил в совет министров законопроект о временном бюджете на третий квартал 1915 г. Он внесет его в президиум палаты депутатов, так как невозможность составить точную смету доходов и расходов на целый год не позволяет нам построить нормальный бюджет. Более или менее значительное увеличение налогов отпадает, потому что очень многие налогоплательщики находятся на фронте, поэтому мы вынуждены одновременно увеличивать выпуск бонов национальной обороны и требования ссуд от государственного банка. Как ни прекрасна будет победа, нелегко будет на другой день после нее восстановить так глубоко потрясенные финансы страны.
