Затем мы проезжаем Понт-а-Муссон и Дьелуар, они находятся под огнем неприятеля. Наличие промышленных заведений обусловило неоднократную бомбардировку, следы ее видны повсюду. Однако оба города вовсе не представляют пустынного вида. По дороге нам кланяются женщины, дети играют на улицах. Мы завтракаем в Буке с командиром 31-го корпуса генералом Делетуалем в красивом имении генерала де Морленкура. С террасы замка мы можем вдоволь созерцать равнину Воэвры с ее суглинистой почвой, столь плодородную вчера, столь тщательно обработанную, а ныне превращенную в постоянное поле сражения и изрезанную окопами. Вот Эвилль с его каменоломнями, работа на них почти прекратилась, вот Виньо и Бонкур, знакомые деревни, которые я так часто искал глазами с вершины своего холма, вот Мекрен в долине напротив Сампиньи – немцы бомбардировали его с таким же остервенением, как мою собственную коммуну. Вот форт «римского лагеря», господствующий над Сен-Мигиелем и всем районом. Немцы прогнали нас оттуда и установили наверху свои батареи, которые могут свободно обстреливать местность по всем направлениям. Мекрен, как и Сампиньи, покинут жителями. Проезжая по его пустынным улицам, я не могу не бросить беглого взгляда на развалины своего дома на другом берегу Мааса, но я сегодня не буду там, так как у меня осталось мало времени, а я хочу еще остановиться в Марботт и в лесу Буа-д’Айльи. Марботт представляет собой теперь лишь груду камней, осталась только церковь, все жители ушли. Слева, у входа в город, восемьсот солдатских могил с правильно расставленными крестами; на могилах присланные родными венки и цветы. В сопровождении генерала Блазе, который недавно был моим спутником в Шлут, а в настоящее время командует 15-й дивизией, мы входим в лес. Солдаты размещены в порослях, где нередко становятся жертвами немецких пуль*. По длинной лесенке я взбираюсь на верхушку большого дуба, с которой открывается вид на лес Д’Айльи, такой же голый, как участок леса Буа-ле-Претр. «Как настоящий синий дьявол, – пишет в своих воспоминаниях генерал Блазе, – г. Пуанкаре бодро и безбоязненно взобрался наверх. Оттуда открывается вид на море зелени, затем на поля, развороченные гранатами, и посреди этой пустыни на линию окопов, в которых движутся головы и серо-зеленые спины. Г-н Пуанкаре с интересом наблюдал эту картину и затем громко спросил: „Это наши?“ – „Будьте добры, господин президент, говорите не так громко, если не желаете быть обнаруженным и убитым! Я не мог бы простить себе, если бы допустил, чтобы неприятельская пуля сразила президента Французской республики, офицера альпийских стрелков“. Я объясняю своему храброму спутнику, что мои окопы находятся у опушки, под нами, и поэтому невидимы для нас, а те окопы, которые он видит на расстоянии 120–130 метров, заняты немцами…»
Когда я спустился вниз, четыре санитара проносили на носилках труп убитого товарища. Я заговорил с ними. У них превосходное состояние духа, но они не скрывают от меня, что устали после недавних боев.
Возвращаюсь в Коммерси, осматриваю здесь производство бомб и ручных гранат для борьбы в окопах, посещаю с моим другом сенатором и мэром Рене Гродидье городские госпитали и лазареты. Генерал Рок и командующий 8-м корпусом генерал Кордонье рапортуют мне, что на днях двадцать три солдата 56-го пехотного полка были приговорены к смерти за то, что оставили окоп в лесу Д’Айльи. Оба генерала просят меня помиловать их, и я охотно исполняю это желание, убежденный, что молодые люди, оставшись на фронте, сумеют загладить перед начальством свою минутную слабость и воспрянут духом в своих собственных глазах. Но действительно ли я возвращаю им жизнь? Или же, увы, только новые случаи быть убитыми и искалеченными?
Вторник, 8 июня 1915 г.
К восьми часам утра я возвратился в Елисейский дворец и председательствую на заседании совета министров. Рибо болен. Все другие министры опечалены пришедшими в мое отсутствие известиями из России и Дарданелл. Генерал Гуро телеграфировал, что наш экспедиционный корпус после систематической подготовки атаковал турецкие позиции, но достигнутые результаты не соответствуют понесенным потерям и приложенным усилиям. Он и генерал Гамильтон убеждены, что при сложившихся обстоятельствах, совершенно аналогичных положению на Западном фронте, наше продвижение на полуострове Галлиполи будет медленным и будет стоить нам больших жертв, если Турция сохранит здесь за собой все свои средства обороны. Гуро считает, что для нас крайне важно вступление в войну нового союзника и соответственная диверсия, если мы желаем быстро прийти к цели без слишком тяжелых жертв (Тенедос, 6 июня, № 5; генерал Гуро в военное министерство, 6 июня, О. Т., № 167/315).
В России сессия Думы, закончившаяся в феврале, отсрочена до ноября. Под влиянием поражений, понесенных русскими армиями и приведших в марте к потере всей Восточной Пруссии, а затем и Галиции*, часть общественного мнения начинает требовать немедленного созыва Думы, чтобы положить конец небрежности и разгильдяйству военной администрации. Движение растет, и Палеологу говорили, что император охотно согласится на помощь народного представительства (Петроград, № 723). Тем временем русские очистили Перемышль. Это произвело удручающее впечатление в России, страна чувствует себя униженной и разочарованной (от генерала де Лагиш, Петроград, 5 июня).
2-я и 3-я итальянские армии приступили к операциям в большом масштабе с целью переправиться на виду у неприятеля через Изонцо между Капоретто и морем (от полковника де Гондрекура, № 9).
Мы не продвинулись ни на шаг ни в Бухаресте, ни в Софии, ни в Греции. Между тем Палеолог под влиянием русских поражений энергично настаивал перед Сазоновым на том, чтобы он проявил больше уступчивости румынам (Петроград, № 736).
Я не имею никаких известий ни от Лоти, ни от его турок.
Новый визит Маргена, депутата от департамента Марны. Он был один день товарищем министра в кабинете Рибо в 1914 г. Это учтивый человек, весьма благонамеренный и совершенно далекий от демонических настроений. Он прямо заявил мне, что придется сместить Жоффра и назначить главнокомандующим Саррайля. Последний сделает попытку пройти через Спенкур и проникнуть в Германию. Я заметил, что смена главнокомандующего будет использована против нас нашими врагами, а также в нейтральных странах. Саррайль замечательно действовал в Вердене во время битвы на Марне, но ничто не доказывает, что теперь попытка прорыва удастся ему в большей мере, чем Жоффру. Конечно, я не убедил Маргена.
Среда, 9 июня 1915 г.
Посланец Лоти доехал до Мюнхена с целью говорить непосредственно с Джавидом, но турки, все более и более опутываемые немцами и к тому же ободренные своим собственным сопротивлением на Дарданеллах, уклоняются теперь от всяких разговоров, и тем паче Джавид не желает дать письменной программы переговоров. Что касается Талаата, то он теперь еще более далек от мысли об отъезде.
Мильеран скрепя сердце решился назначить на место генерала Баке генерала Буржуа и на место генерала Сент-Клер Девилля генерала Дюмезиля. Комиссии парламента ни в коем случае не простили бы ему дальнейшей проволочки. Конечно, они допустили преувеличения в своей критике обоих этих высших офицеров. Первый является учеником полковника Донора, изобретателя орудия 75-миллиметрового калибра. Сам он создал орудие 120-миллиметрового калибра и первоначальный вариант орудия 155-миллиметрового калибра. Что бы ни говорил Шарль Эмбер, не он, не Баке, аннулировал в ноябре заказ на сто батарей 75-миллиметровых орудий, он просто привел в исполнение уже принятую раньше меру. Но он любил говорить, что у нас слишком много пушек, во всяком случае по сравнению с нашим запасом снарядов, и ему не удалось ни увеличить наш запас снарядов, ни ускорить производство орудий. Что касается генерала Сент-Клер Девилля, он оказался между двух огней и в своем стремлении во что бы то ни стало увеличить число орудий уступил требованиям заводчиков и допустил в испытаниях на прочность гораздо меньшее давление, чем нормальное, – в результате на него не без основания возлагали ответственность за разрывы орудий*. На фронте за менее важные ошибки принесли в жертву, «лиможировали», то есть послали в тыл, в Лимож, многих генералов, и они в большинстве случаев с достоинством переносили опалу. Война безжалостна, и для стимулирования производства нельзя было обойтись без устрашающих примеров. Но Мильеран хотел предоставить смещенным генералам некоторые компенсации. Он предложил мне на подпись декрет, и я по его настоянию подписал его декрет о награждении Сент-Клер Девилля третьей звездой. Что касается Баке, министр ничего не требовал от меня и ничего не предлагал мне, но, так как с августа 1914 г. награждения военных орденом Почетного легиона происходят помимо президента республики, он официально внес генерала Баке в список будущих командоров и ничего не сказал мне об этом.
