Пятница, 25 июня 1915 г.
Члены военной комиссии сената огласят сегодня перед президиумами своих фракций крайне пессимистичные сообщения о состоянии наших кадров и нашего вооружения. Можно опасаться, что подобные сообщения вызовут упадок духа, вместо того чтобы стимулировать энергию. Конечно, нельзя скрывать правду от парламента, но не следует также представлять ее в слишком мрачном свете. Я сказал это члену военной комиссии Полю Страусу, одному из отказавшихся вотировать за вынесение порицания, и он со мной согласился. Я сказал это также Будано, печальному Будано, как называет его Бриан. Я всячески стараюсь доказать ему, что при всей кардинальной важности вопроса о состоянии нашего вооружения и снаряжения некоторые из его коллег рискуют внести смуту в умы своими трескучими выступлениями и обвинениями. Будано, который вначале плакался и ныл, бормочет: «Значит, вы все еще надеетесь?» Когда я привел ему основания сохранять стойкость, он мало-помалу снова овладевает собой, лицо его проясняется, он весь выпрямляется. «Ах, – вскричал он, – вы пролили бальзам на мою душу! Но если бы вы знали все, что говорится в комиссии! Теперь так редко слышишь оптимистическую нотку!»
Жоффр написал Мильерану, что вчера Френч прибыл в Шантильи. Маршал боится, что английское правительство усвоит взгляды некоторых своих членов и даст приказ английским армиям оставаться в составе обороны. В таком случае недавно сформированные дивизии останутся в Англии или будут посланы на Дарданеллы. Френч лично противник такого решения. Он, как пишет Жоффр, находит, что непременный долг союзников перед русскими перейти в скором времени на французском фронте в наступление в большом масштабе. К тому же он считает, что положение никогда еще не было столь благоприятным для успеха совместных усилий наших армий. Он писал в Лондон в этом духе. Жоффр требует, чтобы мы тоже выступили перед английским правительством. Я считаю безусловно необходимым скорое свидание между Китченером, итальянцами и нами. Мы потребовали этого свидания, но Камбон телеграфировал нам, что Китченер и представитель морского министерства смогут приехать не раньше 5 июля. Так долго ждать нельзя. Я посылаю срочно несколько строк Делькассе. «Нельзя больше, – пишу я, – оставаться в неизвестности друг о друге. Надо сопоставить обе доктрины, сделать между ними выбор и с общего согласия применять ту, которая будет в результате принята. Итак, необходима беседа между обоими правительствами, причем как можно скорее».
Несмотря на советы России и протесты Италии, черногорцы двинулись на Скутари, но пока еще остановились у ворот города и стоят там (Цетинье, № 176). Италия еще не находится в войне ни с Турцией, ни с Германией.
Суббота, 26 июня 1915 г.
Собрание президиумов сенатских групп прошло вчера довольно спокойно. Докладчики военной комиссии огласили резюме своих обследований. Прений не было. Доклад Жаннаней о разрывах орудий вызвал некоторое волнение. Однако фракции благоразумно воздержались и не заняли позицию, враждебную правительству. Антонин Дюбо, осуждающий враждебные выступления против правительства, сказал мне, что правительству обеспечено большинство на заседании во вторник, но необходимо вскрыть нарыв – нельзя обойтись без публичных объяснений.
От имени комиссии палаты депутатов по иностранным делам ко мне явились де Кергезак и Клементель и просили меня настоять перед Делькассе на том, чтобы он не слишком применялся в России в демаршах перед Румынией.
Пьер Лоти снова говорит мне о своих турках. Джавид дал ему знать, что он нуждается в разрешении Талаата для того, чтобы начать разговоры, но Талаат еще не ответил. Надо думать, что поражения русских и наше собственное бессилие на Дарданеллах не благоприятствуют начинаниям Лоти.
Воскресенье, 27 июня 1915 г.
В половине девятого утра отправился на автомобиле с Дюпаржем в Шато-Тьерри, где находится штаб-квартира командующего центральной группой армий Кастельно. Я беседовал с последним несколько минут. «Надо, – говорит он, – выбрать один из двух методов: либо исключительно оборону, пока другие союзные армии в состоянии будут комбинировать свои действия с нашими, либо новые наступления, причем, однако, последние должны быть стратегически подготовлены на двух частях фронта, чтобы немцы, будучи атакованы, не бросили все свои силы на один участок фронта. Здесь должно проявить свою власть правительство. В настоящий момент у нас нет никакого плана. Мы поступаем, как майский жук под стеклом: поворачиваемся наобум то направо, то налево».
Через Роминьи, где я несколько месяцев назад посетил командующего 5-й армией генерала Франше д’Эспере в его штаб-квартире, направляюсь в Жоншери-сюр-Весль, куда перенесена теперь эта штаб-квартира. Завтракаю с Франше д’Эспере и с генералом де Лардемеллем, бывшим начальником его штаба, командующим теперь 122-й пехотной дивизией. Оба они определенные сторонники доктрины обороны. Они находят, что, так как война затягивается, не следует расходовать наши кадры, надо беречь их, а не разбазаривать наши силы в частичных наступлениях. Лучше создать сильную резервную армию, а, впрочем, также искать новый театр военных действий.
Днем принимаю в окрестностях Жанври парад 122-й дивизии, которая входит в 1-й корпус, под командованием генерала Гильомо. Прикрепляю военный крест к знаменам шести полков, упомянутых за отличие в приказе по армии. Осмотрев лазарет, роскошно устроенный в замке Верле, отправляюсь мимо форта Сен-Тьерри, на северо-восток от Реймса, к артиллерийскому наблюдательному пункту, господствующему над Вилье-Франке. Отсюда нам открывается вид на немецкие позиции, на канал Эны и на форт Бримон, занятый неприятелем. Подле нас одно тяжелое орудие стреляет по открытому нами за небольшим лесом расположению неприятельской батареи. Наша стрельба хорошо регулируется. Тяжелые облачка серого и черного дыма в точности показывают нам, где взорвались снаряды. Однако батарея, кажется, осталась невредимой. Очевидно, она замолчала добровольно. Перед нами мертвые деревни Луавр, Курси, Бермерикур и целая сеть французских и немецких окопов, белые меловые линии на зеленом фоне. В объективе моего бинокля появляется немецкий велосипедист и быстро исчезает. Нашему тяжелому орудию отвечают батареи, которых мы не видим, мы слышим вой гранат над нашими головами, а упадут они позади нас. Через предместья Реймса, еще довольно густо населенные, мы возвращаемся в Эперне. Я оставляю у себя на ужин генералов де Кастельно, Франше д’Эспере и де Лардемелля.
Понедельник, 28 июня 1915 г.
Рано утром выезжаю из Эперне и в Реймсе опять встречаюсь с генералом Франше д’Эспере. Отправляемся в северо-восточные предместья города, они наполовину разрушены и совершенно эвакуированы. Оттуда идем по длинному вырытому в земле ходу, который приводит нас к широкому полю, на котором некогда наши армии проходили церемониальным маршем перед Николаем II и Лубэ. У монумента, поставленного в память этого события, обломана верхушка, но надпись сохранилась. Панорама местности совершенно изменилась. На первом плане, там, где мы находимся, разрушенная деревня. Уцелевшие дома и погреба укреплены в целях защиты. Поперек улиц возведены стены из корзин с песком. На краю деревни проволочные заграждения. Мы поднимаемся по лестнице на развалившийся чердак, на котором установлен пулемет. Спускаемся в новый вырытый в земле ход, он приводит нас к передовым окопам, где находятся на страже несколько взводов стрелков. Это 49-й батальон, который здесь с сентября. Он до сих пор не желал быть смененным. Каждую ночь стрелки спят в окопах, которые хорошо укреплены. Днем, если неприятель не стреляет, они по очереди уходят умыться и отдохнуть в немногих еще пригодных для жилья домах деревни. Я вручаю часы четырем стрелкам, которые были упомянуты в приказе за отличие. Начальник батальона – командир Вари; в 1912 г. он находился в Марокко, и правительство Вильгельма II возложило на него тогда ложное обвинение по поводу якобы имевшего место нападения наших солдат на участок одного немца. Это молодой офицер, полный огня. В Бетани осталось несколько женщин. Трогательный жест – они сорвали в заброшенных садах расцветшие среди руин розы и поднесли их мне на память об их разрушенных очагах.
