Некоторые сенаторы умеренного направления – Одиффре, Гилье, Брендо и другие, – встревоженные кампанией против Мильерана, говорят мне, что удаление его или даже добровольный уход его вызовут всеобщее изумление в стране и армии. Я предлагаю им постараться утихомирить тех своих коллег-сенаторов, которые слишком послушно следуют указке Клемансо.
Совет министров обсуждает предложение, внесенное в палате депутатов Жаном Ганнеси о создании при военном министерстве должностей двух товарищей министра. Это предложение явно направлено на то, чтобы поделить полномочия Мильерана. Вивиани заявляет, что оно будет принято с восторгом, даже если правительство выступит против него. По его мнению, лучше будет, если военный министр сам возьмет на себя инициативу и выберет себе помощников. Мильеран, на которого насели все его товарищи-министры, сначала встал на дыбы и заявил, что его достоинство не позволяет ему согласиться на такое разбазаривание своей власти. Но в результате уступил перед настояниями всех министров и обещал подумать, кого выбрать своими помощниками.
Рибо, которого все больше тревожит судьба нашего курса, представил мне на подпись декрет, запрещающий вывоз золота. Он опять жалуется на то, что военное министерство с каким-то, как он выражается, слепым легкомыслием увеличивает свои заказы за границей, а именно в Соединенных Штатах.
Бриан просил меня вчера побеседовать с Комбом о неладах с парламентом. Бывший председатель совета министров написал мне, что будет очень рад явиться на мой зов, и пришел сегодня к пяти часам. В отличие от моих предыдущих посетителей он считает, что Мильеран не может остаться во главе военного министерства. Он находит даже, что Вивиани не удастся сохранить за собой пост председателя совета министров. Комб желает немедленного образования министерства Бриана. «Все мои друзья-радикалы, – говорит он, – идут теперь за Брианом, и я сам охотно приму в его министерстве портфель министра народного просвещения. Если Рибо уйдет, его легко можно будет заменить Пейтралем». Я отвечаю, что Бриан мне всегда заявлял, что в настоящий момент он не желает министерского кризиса. Комб, видимо, разочарован моим ответом.
В семь часов вечера Мильеран прислал мне на подпись два декрета о назначении товарищами министра избранных им Жозефа Тьерри и Жюстина Годара. Первый является умеренным депутатом из Марселя и будет ведать интендантской частью, второй – радикально-социалистический депутат из Лиона и будет ведать санитарно-врачебной частью. Мильеран не спросил моего мнения, прежде чем совещаться со своими новыми помощниками, и даже не счел нужным лично принести мне проекты декретов.
Вечером явился в Елисейский дворец Дюбо и с веселым видом сообщает мне, что военная комиссия тринадцатью или четырнадцатью голосами против семи или восьми отклонила переданное ей на рассмотрение предложение о назначении закрытого заседания сената. Председатель сената против удаления Мильерана и сияет от счастья.
Мы получили из Мудроса глубоко огорчившую нас телеграмму: «Сегодня вечером генерал Гуро во время посещения лазарета в Сед-Уль-Бар был тяжело ранен осколками гранаты, выпущенной с азиатского берега. У него переломы правой руки и левой ноги, но состояние его, хотя и тяжелое, не внушает опасений. Он вывезен на госпитальное судно и завтра, 1 июля, уезжает во Францию, оставив командование генералу Байу».
Пятница, 2 июля 1915 г.
Будано докладывает мне о вчерашнем заседании военной комиссии. «Противники кабинета, – говорит он, – потерпели полное поражение. Клемансо и Шарль Эмбер страстно нападали на Мильерана, на Жоффра, на главную квартиру, на все правительство. Они требовали, чтобы было сделано новое сообщение фракциям и безотлагательно состоялось закрытое заседание сената. Их предложение отклонено. Решено было лишь обратиться к правительству с письмом в ответ на последнюю речь Мильерана, которую все члены комиссии в один голос находят неуместной». И далее: «Шарль Эмбер прочитал членам комиссии письмо. Он не назвал автора, но утверждал, что это один из наших корпусных командиров. Письмо содержит страстную критику взглядов главной квартиры: с октября мы делаем только ошибки, напрасно посылаем на смерть солдат, войска утратили весь свой пыл и впали в тупую апатию». – «Потребовала ли комиссия от Шарля Эмбера назвать автора письма?» – «Нет». – «Значит, комиссия не отвергла информацию, которую не имела возможности проверить, информацию, которая была прислана неизвестным автором в обход дисциплины! Если бы Клемансо был министром, что сказал бы он на подобные приемы?»
Мой бывший товарищ по лицею Людовика Великого очаровательный писатель Андре Галле (Hallays) – он добровольно поступил в армию в качестве поручика запаса и командирован на восточные окраины на службу в отделе информации – сообщает мне свои впечатления, совсем другого, утешительного, характера, не то что сведения Шарля Эмбера. Он счастлив, что находится на почетном посту, близ провинции, которую он так восхитительно описал и которую страстно желает видеть освобожденной*.
Я принял обоих новых товарищей военного министра: Тьерри и Годара. Первый рассказывает мне, что его ведомство явно считает его посторонним человеком, вмешивающимся не в свое дело, и уже начинает чинить ему препятствия. Второй, как видно, очень доволен тем, что выбор пал на него. Он уж наверняка не написал бы теперь той статьи, которую он поместил 23 июля 1914 г. в Courrier europeen*.
Мильеран беседовал со мной по вопросу о преемнике генерала Гуро в Галлиполи. Дюбо сказал мне, что Гальени, вероятно, согласился бы принять этот пост. Я сообщаю об этом Мильерану. Он колеблется между Гальени и Вилларе.
Несколько депутатов – Гоннора, Ландри, Бретон, Бонневе, Шарль Бенуа, – озабоченные не без основания будущей цифрой рождаемости во Франции, требуют, чтобы я настоял перед высшим командованием на том, чтобы отпуска давались в первую очередь женатым солдатам. Конечно, так и будет.
Суббота, 3 июля 1915 г.
В сегодняшнем номере Journal появилась хвалебная статья Шарля Эмбера о работе военной комиссии сената. В статью включено письмо, полученное Эмбером от «одного из наших великих полководцев», как он выражается, и резюмирующее, по его словам, его собственную пропаганду. «Не будем бояться говорить правду. Время работает на нас. Будем стойкими! Будем производить военный материал! Будем экономить людей! Пусть у нас останутся силы, когда другие окажутся обессилевшими, не будем разбазаривать свои силы попусту! Не будем отделываться словами! Возвестим зимнюю кампанию и подготовим ее!» Конечно, возвещать и подготовлять зимнюю кампанию – самое полезное дело. Конечно, наш долг производить без устали военный материал и щадить жизнь наших солдат. Но разумно ли кричать ежедневно нашим бедным солдатам: «Командование жертвует вами попусту?»
Клемансо снова нападает на Братиану и на Румынию, «только и знающую, что свои кукурузу и нефть». Странный способ приобретать для нас друзей.
Мильеран говорит мне, что, взвесив все данные, считает более разумным оставить Гальени на посту военного губернатора Парижа, на котором он замечательно организовал оборону, и послать в Дарданеллы другого генерала, Вилларе, если он оправился от своей раны, или Гроссетти, отличившегося на Марне и в Бельгии.
