Подъезжая к Фер-ан-Тарденуа, где находится английская штаб-квартира, мы встречаем длинный ряд грузовиков с провиантом. Как видно, снабжение британской армии обеспечено вдоволь. Маршал Френч ожидал нас в обществе принца Баттенбергского, брата испанской королевы, которого я видел в прошлом году в Лондоне. Принц, видимо, безмерно счастлив, что сражается бок о бок с французской армией. Стража из англичан и ирландцев отдает нам честь. Французская миссия расположилась при нашем проезде в саду дома, в котором поселился маршал. В каминах ярко горят дрова, хотя еще не очень холодно.
Продолжительный и дружеский разговор с Френчем. Нет надобности обращаться к вмешательству Китченера. Френч заявляет, что совершенно согласен с Жоффром; он обещает, что английские войска начнут операции на левом фланге по мере их пребывания. Зато Френч, очевидно, не очень ладит со своим военным министром; он упрекает его в том, что он не установил никакой связи между английской штаб-квартирой и теми британскими войсками, которые должны вместе с бельгийцами и нами участвовать в защите Антверпена. Френч даже просит меня обратиться к английскому правительству, чтобы положить конец положению, которое он считает вредным для единства действий. Вечером в Эперне Мильеран составил и отправил Делькассе телеграмму в этом духе.
Осушив обязательный бокал шампанского в честь английской армии, мы покидаем Френча и возвращаемся берегом Марны. Наступила ночь, и нам приходится проезжать леса, где, как рассказывал нам Жоффр, скрываются отставшие уланы, которые вечером выходят из своих убежищ и грабят жителей соседних ферм, но мы не заметили ни одного из этих ночных бродяг. Мы проезжаем Дорман, родину моего старого друга сенатора Балле, и останавливаемся на ночлег в Эперне.
Военные власти приготовили нам помещение у одного крупного фабриканта шампанского Шандона, у которого недавно, во время битвы на Марне, останавливался генерал фон Бюлов; визитная карточка последнего осталась прикрепленной на дверях одной из уборных. Мне была предоставлена та же комната, полная безделушек и дорогой мебели, которую занимал немецкий генерал. Не без некоторого неприятного чувства я должен был оказаться его преемником.
Около половины одиннадцатого вечера в Эперне приехал комендант Эрбильон. Он сообщил нам, что Лилль, несомненно, взят немцами, что Лан тоже оккупирован, что еще неизвестен результат кавалерийских боев, идущих под Аррасом, и что у Руа мы несколько поколебались. Одним словом, день далеко не из удовлетворительных. Отряд Мод Гюи преобразуется в независимую армию, а именно в 10-ю армию.
Вторник, 6 октября 1914 г.
Рано утром мы поехали в небольшую деревушку Шампани на север от Шатильон-сюр-Марн; там находится теперь штаб-квартира 5-й армии Франше д’Эспере. Армия состоит из 18, 1 и 3-го корпусов и 51-й резервной дивизии. Фронт этой армии простирается от Пуасси на север от Эны до Невилетт на северо-запад от Реймса. На правом фланге к этой армии примыкают остатки армии Фоша, ныне расформированной, на левом – англичане, которые теперь перестраиваются.
Генерал Франше д’Эспере – человек невысокого роста, коренастый, пылкий сангвиник, лицо его с детства загорело под солнцем Африки, он закален в ряде экспедиций в Южном Оране, Тонкине, Китае, Марокко. Он жалуется, что может теперь двинуться вперед, но генерал Жоффр не разрешает ему этого ввиду недостатка снарядов, а также из опасения обнажить наш левый фланг. Франше д’Эспере хорошо знает Балканы, где он исполнял официальную миссию. Он считает, что, если наш фронт во Франции стабилизуется, мы будем должны подумать о том, чтобы вместе с сербами атаковать неприятеля на востоке Европы.
Он представляет мне офицеров своего штаба. Я узнаю среди них одного, который скромно держится в стороне. Это наследный принц Монакский, он служит добровольцем во французской армии в чине капитана.
Мы беседуем с генералом под непрекращающийся гул пушечной пальбы, он слышен в направлении Реймса. Франше д’Эспере сообщает нам интересные детали о расположении своей армии. В некоторых местах французские окопы подходят совсем близко к неприятельским окопам: между ними расстояние всего в тридцать, сорок, самое большее пятьдесят метров. Местами у обеих армий общие проволочные заграждения. Один раненый немец несколько дней оставался между обеими позициями, товарищи не убрали его. Каждую ночь французские патрули находили его на том же месте, и, так как его состояние было настолько тяжелое, что нельзя было перенести его, они втихомолку нарушали инструкцию и оставляли ему пищу. При первой возможности они перенесли его, он не мог нахвалиться нашим обращением с ним. В это время немцы под предлогом сокращения продолжительности войны с помощью террора жгли наши деревни и расстреливали наших крестьян. Но мы останемся самими собой и покажем, что даже в самых жестоких международных столкновениях умеем в пределах возможного примирять свой долг перед родиной и долг перед человечеством.
Вместе с генералом Франше д’Эспере мы отправляемся в Жоншери, куда он намерен перевести штаб-квартиру своей армии, и осматриваем здесь эвакуационный пункт для раненых и подвижной лазарет, превращенный в стационарный. Я осведомляюсь о том, как функционируют наша врачебно-санитарная часть и полевая почта, по поводу которых ко мне ежедневно продолжают поступать жалобы. Внесены заметные улучшения, но сколько еще осталось пробелов и неправильностей!
Позавтракав в Шато-Тьерри, у депутата Куэнона, немедленно едем далее в Виллер-Котре, где находится штаб-квартира 6-й армии. Последняя оперирует на реке Урк и по-прежнему находится под командованием генерала Монури. Это старый артиллерист 1870 г. Он был ранен в битве при Шампиньи. Я знал его военным комендантом Бурбонского дворца и губернатором Парижа в 1912 г. Он достиг тогда предельного по закону возраста и был снова призван на действительную службу лишь 20 августа 1914 г., накануне того сражения, в котором сыграл столь полезную и блестящую роль. Он тоже, как и Франше д’Эспере, сожалеет, что не имеет приказа снова перейти в наступление. Он в тоне высокой похвалы говорит мне о своих войсках, которые, подчеркивает он, так и рвутся в бой.
После Виллер-Котре мы делаем остановку в Санлисе. На зеленых берегах Нонетт этот город представляет теперь картину ужаса и разрушения. Этот прелестный городок, который я знал таким свежим и изящным, почти дотла сожжен неприятелем. Большая улица республики подверглась систематическому разрушению. Не осталось ничего от прекрасного здания суда и от здания супрефектуры. К счастью, собор пострадал лишь весьма незначительно. Мэр Санлиса Одан был уведен в качестве заложника и расстрелян.
С этими печальными картинами перед глазами мы покидаем Санлис и уезжаем в Париж, в Париж, который я не видел уже более месяца и в который возвращаюсь не без глубокого тайного волнения. Мы приехали к заставе перед наступлением ночи, но, несмотря на трехцветный флажок, наш автомобиль проходит незамеченным среди множества других военных автомобилей, и я приезжаю в Елисейский дворец, никем не узнанный. Никогда еще этот дворец, в котором я пережил столько серых и тоскливых дней, не казался мне таким уютным. Мне представляется, что я наконец возвращен городу, из которого вынужден был удалиться в силу трагических обстоятельств. Бабетт, моя черная собака с длинной шелковистой шерстью, встречает меня бурными проявлениями радости и ласки.
