Среди прочих важных вопросов нам предстоит решить вопрос о военном губернаторе Парижа. Мильеран полностью присоединился к выводам генерала Жоффра. Он желает, чтобы Гальени был заменен генералом Монури, причем первый в виде компенсации был назначен командующим войсками в тылу. Вместе с тем военный министр, как и главнокомандующий, остается решительным противником официального и окончательного возвращения правительства в Париж. Вивиани, беседовавший вчера с Гальени, предпочитает, чтобы последнему была поручена более активная роль – командование группой армий, но, судя по словам полковника Пенелона, Жоффр не согласится на это. Жоффр в свое время служил в колониях под начальством Гальени. Он считает, что Гальени будет теперь трудно быть под его непосредственным началом и приспособиться к этому подчиненному положению. Вдобавок Вивиани (вместе с Мильераном) находит целесообразным, чтобы официальное возвращение правительства в Париж последовало не раньше, чем произойдут новые события на фронте. По его мнению, правительство должно возвратиться в Париж по частям к 10 декабря и фактически остаться там до предстоящей сессии парламента, причем окончательное возвращение правительства должно быть объявлено на 20 января. Как он говорит мне, он желал бы избежать того, чтобы палаты при виде совершившегося переезда министров в Париж не заявили претензии заседать перманентно в продолжение всей очередной сессии 1915 г., то есть от января до конца июня. Конституция дает им это право, причем во время этого периода только они сами могут распускать себя на каникулы. Я возражаю, что в настоящее время эти соображения политического характера имеют чисто второстепенное значение. «Военные власти, – говорю я, – уже заставили правительство сделать грубую ошибку, когда продиктовали ему час и условия его отъезда из Парижа. Если бы мы остались хотя бы еще двое суток, как того желал я, мы, несомненно, совсем не уехали бы. А сегодня было бы новой ошибкой, и на сей раз гораздо более тяжелой, если бы мы сократили гарнизон Парижа и сменили губернатора, прежде чем показали своим присутствием, что город находится отныне в полной безопасности. Не следует предпринимать никаких шагов, пока мы не будем на месте. Впрочем, лично я предпочитаю немедленное и окончательное возвращение. Но если вы все же желаете принять меры на будущее, устройте, по крайней мере, так, чтобы мы все фактически вернулись в Париж вместе с центральными административными учреждениями, пригласите также возвратиться в Париж дипломатический корпус, и тогда, когда все будут снова на месте, мы попытаемся найти с Гальени удовлетворяющее его решение. Например, можно будет оставить за ним звание военного губернатора и в то же время поручить ему командование войсками в тылу. Так или иначе недопустимо лишать Францию такого слуги, как он».
После долгого обсуждения вопроса кабинет в конце концов присоединяется к моему мнению. Он постановляет, что до нашего возвращения не будет принято никакого решения и что мы фактически возвратимся в Париж на следующей неделе.
Сербское правительство приняло решение, что его армия оставит Белград. Оно просит Англию, Россию и нас настоять в Афинах на том, чтобы Греция отправила ему на помощь восемьдесят тысяч солдат. В то же время оно просит у нас новой ссуды в сто миллионов*. Венизелос в принципе согласен исполнить желание Пашича, но при условии, что Антанта гарантирует королю Константину, что Греция не подвергнется нападению со стороны Болгарии*. Не знаю, каким образом Антанта может дать Греции подобную гарантию.
В мое отсутствие Сазонов снова дал волю своей фантазии. Поль Камбон не мог не предостеречь Делькассе от затеи русского министра. Возвращаюсь к своим предыдущим рассуждениям. «Мне, – телеграфирует неоднократно он*, – приходилось указывать на стремительность Сазонова и высказывать сожаление по поводу той поспешности, с которой передаются его предложения. Я убежден, что, если представители Франции и Англии обратятся к нему со своими замечаниями и подвергнут обсуждению формулы, которые он любит сочинять на каждом шагу, не дожидаясь результатов своих предыдущих предложений, он поймет это, ибо он человек рассудительный и проникнутый благими намерениями». Быть может, эти справедливые замечания повлияют на Делькассе в том смысле, что он перестанет так часто идти на поводу у русского министра.
Пятница, 4 декабря 1914 г.
Новый посол Соединенных Штатов Вильям Г. Шарп вручил мне свои верительные грамоты, подписанные президентом Вудро Вильсоном и министром иностранных дел Брайаном. Он обратился ко мне с речью на английском языке, так как, подобно своему предшественнику, не владеет языком страны, в которой он должен представлять свою страну. По-видимому, Америка принципиально выбирает теперь даже для Парижа дипломатов, не знающих ни слова по-французски. Итак, Шарп выражает мне на английском языке пожелание, чтобы «из испытаний этих дней скоро родились благодеяния длительного и счастливого мира». Я отвечаю ему несколькими банальными любезностями и добавляю: «Благодарю вас за ваши пожелания относительно восстановления „длительного и счастливого" мира. Если бы это зависело только от французского правительства, мир никогда не был бы нарушен. На грубое нападение мы ответили с тем патриотизмом и с той храбростью, которым вам угодно было воздать должное. Мы преисполнены решимости выполнить навязанную нам обязанность до конца. Для того чтобы мир был „длительным и счастливым", для того чтобы он не был иллюзорным и обманчивым, ему следует гарантировать полное возмещение нарушенных прав, он должен также быть защищенным от посягательств в будущем».
Полковник Пенелон привез мне от Жоффра записку следующего содержания: «1) Генерал Жоффр полагает, что после исхода сражения во Фландрии Париж совершенно вне опасности и немецкая армия утратила свою способность к наступлению. 2) Поэтому он перенес свою главную квартиру между столицей и неприятельской армией, чтобы быть поблизости от той зоны, где он перейдет в наступление, когда придет время. 3) В этих условиях он считает теперь лишь полезным изъять Париж из зоны действующих армий и оставить в нем только войска, необходимые для поддержания порядка и безопасности. 4) Он считает также полезным, чтобы правительство возвратилось в Париж и, таким образом, показало перед Европой, что первая фаза войны, а именно немецкое наступление, закончилась. 5) Из дивизий, изъятых из Парижа, генерал Жоффр намерен образовать группу под началом генерала д’Амаде. 6) Ввиду того что миссия, порученная генералу Гальени в Париже, закончена, главнокомандующий желал бы поставить его во главе всех запасных батальонов и всех формирований, которые должны быть организованы внутри страны, с тем чтобы после соответствующей учебы и подготовки отправиться на фронт».
Итак, генерал Жоффр изменил наконец свое мнение относительно целесообразности нашего возвращения в Париж. Однако он по-прежнему предлагает такое решение вопроса о Гальени, которое не представляется приемлемым. Я сообщаю содержание этой записки совету министров. Мильеран остается при своем мнении, что лучше не возвращаться в Париж. Что ему ни говори, его не убедишь. Как видно, канцелярии его министерства нелегко снимаются с места. Он думает оставаться в Бордо впредь до нового распоряжения, но время от времени приезжать в Париж. Тем не менее совет министров решает, что в ближайший четверг я возвращаюсь в Париж вместе с Вивиани и Делькассе. Мильеран поедет с нами и в субботу вернется в Бордо, как он того желает. Вопрос о военном губернаторе Парижа будет решен на месте.
