Германия, Англия и Бельгия известили святой престол, что они в принципе сочувствуют идее приостановления военных действий на Рождество, однако остается маловероятным, дадут ли на это свое согласие православные государства.
По странному капризу судьбы сербская армия воспрянула тогда, когда неприятель воображал, что уже вполне справился с ней. Как видно, это чудо произошло в результате личного воздействия старого короля Петра, отправившегося к своим войскам. Удачными приемами, по поводу которых уже начинает создаваться легенда, словами, тронувшими душу мобилизованных крестьян, он поднял дух войск и авторитет командования. Армия снова перешла в наступление и в последних боях взяла в плен семнадцать тысяч человек, захватила у неприятеля двадцать семь полевых орудий, четырнадцать горных орудий, пулеметы и зарядные ящики*.
Пятница, 11 декабря 1914 г.
Мильеран ничего окончательно не урегулировал с Жоффром в Шантильи. Сегодня он привез Жоффра ко мне в Елисейский дворец, и мы трое имели длинный разговор. Главнокомандующий снова доказывает нам, что, по его мнению, нецелесообразно оставлять в укрепленном лагере Парижа территориальные войска, нужные гораздо ближе к фронту. Впрочем, сам Гальени охотно признает пользу такой переброски их. Однако она уменьшит значение поста военного губернатора, и этот пост уже не будет достоин такого полководца, как Гальени. Вопреки опасениям Оганьера Жоффр охотно соглашается в ближайшее время поручить Гальени командование армией в Вогезах и Эльзасе. Пока Жоффр очень доволен, он признается нам, что обстоятельства приводят Гальени к роспуску своего гражданского управления. «Думер, – говорит он, – недавно был у Фоша в Касселе и сказал ему: „Если я сделаюсь военным министром, я смещу Жоффра, он не способен, и назначу главнокомандующим Гальени“. Я хорошо знаю, – заметил Жоффр, – чем вызвана эта неприязнь ко мне. Я не дал благоприятного заключения для назначения корпусным командиром генерала Николя, которого Думер мне горячо рекомендовал, я считал, что он не в состоянии справиться с задачей командира корпуса. Но прав ли я был или не прав, мне нелегко мириться с тем, что у военного губернатора такие гражданские сотрудники, которые чернят главнокомандующего перед его заместителем».
Затем Жоффр говорит нам, что начиная с ближайшей среды приступит к ряду наступлений местного значения. Он не скрывает от нас, что не ожидает от них очень больших результатов, тем более что не все приспособления и приборы для разрушения окопов уже готовы. Но он боится, что, если будет еще медлить, немцы, не подвергаясь атакам с нашей стороны, отзовут слишком много войск с нашего фронта и отправят их на Восточный фронт с целью раздавить русских. Поэтому он приступит к атакам на юге от Ипра, на севере и на юге – от Арраса, на западе – от Аргонн. Он будет счастлив, если на некоторых фронтах немцы отступят на двадцать или тридцать километров. Я очень боюсь, что эти атаки будут нам стоить слишком дорого и натолкнутся на неприступные укрепления ввиду отсутствия у нас достаточного осадного материала. Я не скрываю своих опасений от Жоффра, но он считает, что не может подвергнуть русских опасности слишком сильного натиска неприятеля.
В первый раз после долгого перерыва совет министров снова заседает в Елисейском дворце в обычном зале своих заседаний. Мильеран сообщает, что на просьбу Китченера о переброске английской армии Жоффр ответил: «У меня нет принципиальных возражений против такого передвижения, но я не считаю его возможным сегодня и желаю, чтобы оно было отложено». Китченер главным образом считается с английским общественным мнением: оно лучше поймет, что британская армия сражается за Англию, если эта армия не будет удаляться от побережья. Не чувствуя себя убежденным подобного рода стратегическими аргументами, Жоффр, добрый малый, оставил Китченеру надежду, что ближайшее наступление послужит путем к исполнению желания Англии.
Мильеран сообщает совету министров о своих вчерашних беседах с Жоффром и Гальени и о беседе, которую мы имели все трое сегодня утром. Гальени не возражает против отзыва из укрепленного лагеря Парижа трех с половиной дивизий территориальных войск и переброски их вперед, а Жоффр не возражает против того, чтобы Гальени впредь до дальнейшего распоряжения оставался губернатором Парижа. Монури тоже останется пока во главе своей армии. Итак, остается выждать, пока Гальени, считая свою роль урезанной, сам выразит желание получить пост с более обширным кругом действий. Тогда Жоффр предложит ему командование армией в Вогезах и Эльзасе. Тем временем Париж останется в зоне действующих армий, но Гальени уже теперь должен распустить свой гражданский штаб, который с возвращением правительства в Париж совершенно, очевидно, потерял право на существование. «Сколько дипломатии требуется, однако, для урегулирования отношений между генералами!» – заметил Вивиани.
Суббота, 12 декабря 1914 г.
Мильеран снова уехал в Бордо и не присутствует сегодня на заседании совета министров. Рибо зачитывает составленную им мотивировку законопроекта о временном бюджете (временных месячных бюджетах), утверждения которого правительство потребует от парламента. Основная часть документа та, в которой трактуются экономические и финансовые вопросы; отдельные министры самое большее вносят лишь некоторые поправки в детали.
Вивиани заявляет, что не решается требовать временного бюджета на целых шесть месяцев. Это необычный срок, который может изумить парламент и восстановить его против законопроекта. Однако Рибо и я настаиваем на том, что не следует его сокращать. Надо обеспечить за военным управлением свободу действий на продолжительное время, а главное, надо, чтобы Германия знала, что мы твердо решились не принимать преждевременного мира с посредственными результатами. Наши доводы убедили Вивиани, и совет министров постановляет предложить в законопроекте бюджет на шесть месяцев.
Сербские войска вступили в Вальево и Ушицу*. Я отправил принцу-регенту приветственную телеграмму.
В два часа пополудни я выехал из Парижа на автомобиле один с генералом Дюпаржем, начальником моей военной канцелярии. Отныне я решил совершать свои поездки к армиям на фронт не обязательно в сопровождении военного министра или другого члена правительства. Это новость, в которой некоторые желчные политики, возможно, усмотрят некорректность. Принято, что президент республики может совершать свои официальные поездки всегда только под контролем министров. Но я считаю, что в настоящий момент и до конца войны мой долг – как можно чаще отправляться к войскам и к пострадавшему населению. За мной не поедет ни один журналист, ни одна моя речь не появится в газетах, но солдаты и жители опустошенных коммун будут знать, что глава государства не относится к ним безучастно. Итак, я сговорился с префектом Марны Шапроном, что отправлюсь завтра в Реймс.
Вечером в префектуре Шалона я снова увиделся с командующим 4-й армией генералом де Лангль де Кари и с генералом Дальштейном. У первого сегодня утром был Жоффр и спрашивал его, в состоянии ли он перейти в наступление в пятницу или субботу. Как ни горяч де Лангль де Кари, эта перспектива ему не улыбается. Он считает, что лучше выждать еще некоторое время. Ему нужны специальные орудия для разрушения неприятельских окопов и проволочных заграждений, орудия, производство которых у нас теперь только налаживается. Ему понадобятся также неограниченные возможности в расходовании снарядов 75-миллиметрового калибра. К тому же он не ожидает больших результатов от этого наступления. Немцы слишком сильно укрепили свои позиции, и мы не можем добиться решения, сравнимого с битвой на Марне. Тогда, говорит он, мы сделали ошибку, не преследуя неприятеля безостановочно и дав нашим войскам двадцатичетырехчасовой отдых. Одним словом, генерал де Лангль де Кари с большим тактом и умеренностью делает замечания о прошлых операциях и об операциях завтрашнего дня, вполне совпадающие с моими собственными мыслями. Однако надо считаться с русскими; ясно, что мы не можем иметь в виду только наш фронт, так как если произойдет катастрофа на Восточном фронте, то немцы затем обратят все свои силы против нас.
