Регре напомнил мне странички из мемуаров Гёте, где он говорит об этой коммуне по поводу другого штаба, по поводу пребывания союзников под стенами Вердена в 1793 г. К счастью, теперь на этом участке фронта равнина залита водой, и наводнение служит защитой для наших войск. Работы ведутся здесь, как и во всех других секторах, уже посещенных нами, но они ведутся с запозданием, и можно лишь удивляться, как это оборонительные позиции Вердена так долго оставались недостаточно оборудованными.
Через Глорие, который тоже напомнил мне Гёте, направляемся по дороге, идущей у подножия цитадели в Ла-Бево. Эта дорога теперь все время обстреливается неприятельской артиллерией. Пришлось настаивать, чтобы нам дали пойти этим путем. Равнина усеяна воронками, образовавшимися от взрывов тяжелых снарядов. С каждым моим приездом я нахожу все больше развалин, местность представляет все более печальный вид. В Ла-Бево генерал Нивелль, командующий 111-м корпусом перед Дуомоном и Во, объясняет нам подготавливаемые им наступления. Они имеют целью выручить форт Во, тесно сжатый немцами, и, если возможно, отнять у неприятеля форт Дуомон. Генерал говорит ясно и толково и производит впечатление хладнокровного и решительного человека. Из всех генералов это один из тех, кто произвел на меня и Рока наиболее выгодное впечатление. В Ла-Бево находится также генерал Манжен, командующий 5-й дивизией (она входит в 111-й корпус); дивизия его в настоящее время на отдыхе. Невысокого роста, смуглый, пылкий, он показался мне несколько похудевшим.
В Бетенкуре мы говорили с генералом Дюшеном, командующим на участке от Эпаржа до Эя. На его участке было до сих пор спокойно, но на днях неприятель энергично атаковал Эпарж.
Наконец, в Дье мы посетили генерала Боре, которого я недавно наградил орденом в Эльзасе. Он командует на участке от Эпаржа до Сен-Мигиеля. До сих пор на этом секторе было очень спокойно.
После всех этих посещений мы возвратились в Суйи и остановились в штабе генерала Петена.
Он по-прежнему верит в успех, но желал бы, чтобы ему оставили на все время 24 дивизии и 6 дивизий резервов. Рок, как и Жоффр, находит, что он несколько преувеличивает.
По словам Петена, наши потери с 21 февраля по 5 апреля составляют 97 тысяч, из них 12 163 убитыми, 68 835 эвакуированными ранеными и 16 043 пропавшими без вести – в эту последнюю цифру входят убитые, раненые, а также пленные без ранений. 15 апреля общая цифра потерь всех категорий составляла, вероятно, 107–108 тысяч. Потери же немцев на тот же день, по самым надежным подсчетам, должны составить около 278 тысяч.
Петен вызвал на доклад своих офицеров связи и начальников отдельных управлений. Они в нашем присутствии вкратце изложили все происшедшее со вчерашнего дня в каждом корпусе и по каждому виду оружия. Но, естественно, они говорят гораздо меньше того, что мы узнали на местах у всех корпусных командиров; по-видимому, Петен, у которого нет времени видеться со своими генералами, получает информацию только от своих офицеров связи. Неужели он впадает в ту же ошибку, что другие? О нем не хотелось бы этого думать.
Мы с запозданием вернулись к ожидавшему нас поезду, который отвез нас в Париж.
Четверг, 20 апреля 1916 г.
Вернулись в Париж в восемь часов утра. На Восточном вокзале меня встречали Дюбайль и оба префекта.
Совет национальной обороны. Присутствуют Жоффр и Кастельно. Жоффр зачитывает длинную записку, заполненную рассуждениями на дипломатические темы. На Рибо, Буржуа, Фрейсине и Бриана эти рассуждения производят впечатление большой наивности.
В записке говорится, что правительство должно потребовать от Румынии конкретного ответа, прежде чем мы составим свой план военных действий на Балканах.
Бриан, Рибо, Буржуа и Фрейсине заявляют, что всякий новый демарш в Румынии будет тщетным, пока мы не проявим свою военную силу. Дипломаты рассчитывают на армию, а военные – на дипломатию. В своих объяснениях Жоффр дает понять, что мы, возможно, будем поставлены перед необходимостью сократить экспедиционный корпус в Салониках. Бриан, Буржуа, Рибо и Фрейсине энергично протестуют против такого предположения. Фрейсине объявляет экспедиционный корпус «неприкосновенным» и требует, чтобы мы не изменяли постоянно однажды принятых решений. Тогда Жоффр сам отвечает, что сокращение наших сил в Салониках было бы тяжелой ошибкой. В чем же дело?
Жоффр зачитывает очень твердую и очень разумную телеграмму, доставленную им для отправки Саррайлю. Она находится в прямом противоречии с двумя первыми разделами его записки.
Правда, в последнем разделе говорится, что нам нельзя будет уйти из Салоников.
Рибо и Буржуа признаются мне, что они в отчаянии от стольких противоречий.
Затем перешли к вопросу об окопных орудиях. По-видимому, Жоффру известна только пушка 58-миллиметрового калибра, и в данный момент он не может сообщить ничего конкретного. Я настоятельно требую, чтобы товарищу министра была предоставлена возможность сделать необходимые заказы.
Я требую также, чтобы в Бурж послали 150 токарей по металлу, что даст возможность увеличить суточную продукцию жерл для орудий с 20 до 25. Жоффр, видимо, полагает, что у нас достаточно 75-миллиметровых орудий, и не склонен посылать этих 150 токарей. Посовещавшись с Роком, я напоминаю Жоффру, что его генералы жалуются на недостаток орудий 75-миллиметрового калибра.
Во второй половине дня у меня был Леон Берар. Он уверяет, что Тардье, Мажино и несколько других лиц интригуют против правительства. Тардье приобретает большой авторитет в палате, где он кичится своим пребыванием на фронте. Меня посетили еще Девелль, Сегюр, который пригласил меня на празднество с благотворительной целью, и Ж. Аннеси, который жалуется, что все еще не получил своего английского ордена.
Пятница, 21 апреля 1916 г.
Рене Бенар снова в штатском. Тома посылает его в Италию с миссией довольно неопределенного характера, и он пришел проститься со мной.
Райберти принес мне свой труд по вопросам артиллерии.
Мой друг Жибу спрашивает меня, не могу ли я добыть ему разрешение поехать в Сомм-Сюипп на могилу одного из своих сыновей.
Во второй половине дня я посетил мастерскую на бульваре Бертье, в которой Каррье-Беллез работает над художественным произведением в память героев войны. Макет уже готов: на ступеньках символического монумента – генералы, направо и налево от них – герои, заслужившие военный крест, войска со знаменами; на громадных пилястрах запечатлены имена павших героев. Перед триумфальным монументом – памятник, увенчанный фигурами четырех солдат, несущих урну; перед памятником – коленопреклоненная женщина в глубоком трауре.
Суббота, 22 апреля 1916 г.
Вивиани заявил вчера в совете министров, что некоторые парламентарии добиваются от него немедленного обнародования закона о военных судах, принятого на днях парламентом. Этот закон дает военным судам право применять наподобие исправительных судов закон Беранже, применять к осужденным смягчающие вину обстоятельства и давать отсрочку наказания. Эти льготы хотят распространить на военнообязанных, преследуемых за освобождение от службы обманным образом. «Я скорее уйду, чем уступлю!» – восклицает Вивиани, и совет министров единогласно постановляет не обнародовать закона до конца процессов.
