Полковник Игнатьев* представил мне генерала, командующего русской бригадой во Франции*, и мы условились с ним, что я посещу его войска. Он хотел бы привести их в Париж; это совпадает также с желанием парижских депутатов. Но ни английские, на французские войска со времени войны еще не являлись в Париж. Посмотрим 14 июля.
Годар, товарищ военного министра по врачебно-санитарной части, привел ко мне президиум нового Общества взаимопомощи увечных и раненных на войне. Они пришли в большом количестве, с ампутированными ногами или руками, с медалями и военными крестами. Волнующее зрелище. Они просили меня взять патронаж над их обществом, и я с готовностью согласился на это. Это посещение служит мне утешением за нелепые речи в Обществе критического и документального изучения войны.
Франклен Буйон просит меня принять в понедельник членов русской Думы и пригласить их на завтрак во вторник. Я постараюсь в понедельник раньше вернуться с фронта.
Олар беседовал со мной о Салониках. По его мнению, мы должны настоять на отправке туда всех английских войск из Египта. Он считает, что нам удастся открыть себе путь не только в Софию, но и в Вену, но боится, что в главной квартире не очень будут склонны облегчить задачу Саррайля, из боязни принести ему крупный успех. «Так было во все времена», – говорит он. С другой стороны, он считает, что Бокановский, Грюнебаум-Баллен и Бернштейн ведут теперь с салоникскими евреями опасную политику. Он хотел бы, чтобы генерала Саррайля избавили от этого окружения, и уверен, что Саррайль охотно откажется от него.
Среда, 17 мая 1916 г.
В 7 часов 50 минут утра выехал из Парижа с Брианом и Роком. В десять часов приехали в Шалоне. Там мы застали Жоффра, Кастельно, Петена, Франше д’Эспере. Фош по дороге в Шалоне пострадал от автомобильной катастрофы, и его перевезли в госпиталь в Mo. На обратном пути мы сделали остановку и навестили его. Он лежит в постели, его лицо распухло, щеки и нос разодраны, глаза отекли, три зуба выбиты, но никаких серьезных переломов.
Наш поезд остановился на вокзале в Шалоне, и мы собираемся в моем салон-вагоне, построенном Восточной компанией железных дорог. Когда мы завтракали в поезде, с немецкого аэроплана были сброшены три бомбы. Они упали на полотно железной дороги в двухстах – трехстах метрах от нашего поезда. Обошлось без человеческих жертв.
Мы начинаем с вопроса о Салониках. Жоффр еще не виделся с Робертсоном. Но он не склонен потребовать у последнего отправки двух английских дивизий. Мы настаиваем на том, чтобы он сообразовался с решениями правительства. В конце концов, он обещает, но очень неохотно. Он не скрывает от нас, что его отрицательное отношение вытекает главным образом из недоверия к Саррайлю. Он находит совершенно необходимым выступить в Салониках, но считает Саррайля не способным действовать. Хотел бы сменить его, но боится поднять политическую бурю. Был бы очень рад, если бы Саррайля назначили послом или губернатором в Индокитай, но не даст ему армию на фронте.
Затем мы рассматриваем вопрос о наступлении. Петен так же категорично, как Жоффр и Кастельно, заявляет, что дело под Верденом может закончиться лишь наступлением наших союзников на другом участке фронта. Он считает это наступление необходимым, но не думает, чтобы борьба под Верденом позволила нам принять участие в этом наступлении. Мы все еще несем большие потери людей под Верденом и расходуем там много снарядов. На нашу долю выпало уже вдоволь. Надо, чтобы англичане одни провели наступление. Жоффр и Кастельно признают, что прежде всего надо продолжать защиту Вердена всеми необходимыми силами. Они тоже полагают, что, если мы не будем иметь возможности участвовать в английском наступлении, англичане должны бы выступить одни; однако они находят, что мы не сможем ни поддерживать правое крыло англичан, ни продолжить линию их фронта. Я настаиваю на необходимости создать до наступления значительные запасы тяжелой артиллерии, особенно 155-миллиметровых орудий. Жоффр и Кастельно говорят, что если мы не атакуем немцев, то немцы атакуют нас, и, если мы будем слишком медлить, немцы, производящие больше нас, сохранят свое превосходство в снаряжении. Впрочем, русские должны двинуться только 15 июня, англичане должны начать наступление к 1 июля, а к тому времени видно будет, что произойдет под Верденом.
Обсуждение носило дружеский характер и происходило в виде беседы.
За завтраком Бриан, очень выдержанный, развлекал генералов и офицеров генштабистов своими остротами. Особенно доставалось Клемансо.
На обратном пути нас сопровождали только Жоффр и Кастельно. Петен и Франше д’Эспере уехали из Шалона в свои штаб-квартиры. Бриан просит Жоффра и Кастельно продолжать опровергать своим тесным сотрудничеством слухи об их разногласиях. Кастельно смеясь отвечает: «Если только не спать вместе, вам больше ничего не остается сделать для того, чтобы еще ярче демонстрировать нашу дружбу». Действительно, по всей видимости, у них самые дружеские отношения.
Бриан, для которого внешнее впечатление (l’effet) всегда имеет такое же и даже большее значение, чем само дело, желал поместить в печати заметку об этом военном совете. Я настойчиво отсоветовал ему это. Стали бы доискиваться еще чего-то, о чем не было сообщено. По возвращении в Париж я узнал, что президент Лубе потерял своего младшего двадцатипятилетнего сына, давно болевшего и вышедшего в отставку. Мадам Пуанкаре уже посетила г-жу Лубе и нашла ее очень подавленной. Я, в свою очередь, навестил вместе с Сенсером бывшего президента, совершенно убитого горем. Он усадил нас и стал тепло говорить о (своих любимых местностях) Бегюде и Монтелимаре.
Четверг, 18 мая 1916 г.
Жоффр, который вчера, как и Бриан, держал себя по всем правилам и очень ясно, твердо излагал свои взгляды, рассказал нам за завтраком, что Клемансо, приехав к генералу Дугласу Хейгу, спросил его в упор: «Кому вы подчинены?» Несколько смущенный генерал Хейг ответил ему: «Я подчинен, конечно, своему королю и своему правительству». Затем он прибавил: «Но получаю указания от генерала Жоффра и следую им». Вернувшись в военную комиссию, Клемансо объявил: «Председатель совета министров ввел нас в заблуждение. Генерал Дуглас Хейг сам сказал мне, что он не подчинен Жоффру…» Бриан горит желанием отправиться в военную комиссию и вызвать Клемансо на публичное выступление. Бриан доложил совету министров о вчерашнем совещании в Шалоне. При этом он сказал, что, если бы ему пришлось сегодня назначить главнокомандующего, он не колеблясь избрал бы Жоффра, который проявил вчера проницательность и силу суждения.
Кошен рассказывает, что по собственной инициативе написал кардиналу Гаспарри и указал ему на неуместность выступлений константинского епископа. Кардинал Гаспарри послал этому прелату письмо с выговором. Кошен очень гордится этим результатом и показал это письмо Бриану, Мальви и Самба.
Заседание палаты задало много хлопот Бриану. Сказывается усталость, нервное напряжение, раздражение, горячка.
Мой племянник Пьер Бутру, сын профессора философии, сообщает мне, что выяснение наших потерь убитыми, пропавшими без вести и ранеными, произведенное при его участии в военном министерстве и министерстве труда, не дало пока окончательных результатов. Однако, по всей видимости, цифры, данные нам раньше, очень преувеличены.
