Я жму руку этому славному парню и беседую с ним несколько минут. Артиллеристы очень удивлены моим присутствием среди них. Батарея находится на северо-западе от Вьенн-ле-Шато, в совершенно разрушенной деревушке. Мы посетили батарею 240-миллиметровых орудий, умело скрытую под крашеными полотнищами, и возвращаемся через Бриеннскую долину. Минуем Вьенн-ле-Шато, пересекаем луг пешком и направляемся на командный пост генерала Кабо в небольшой ложбине на юге от Вьенн-ле-Шато. Здесь в изящном помещении из сосновых бревен и досок мы нашли пианино из Вьенн-ла-Вилль и картину с часами и музыкой, пьем чай и шампанское, едим превосходные пирожные, испеченные мобилизованным кондитером.
Возвращаемся в Сент-Менегульд и садимся здесь в поезд. На перроне раздал военные кресты железнодорожным служащим. В Сент-Менегульде к Самба присоединились заведующий его секретариатом и правитель канцелярии Фонтанель. Все они отправляются ночевать в префектуру в Бар-ле-Дюке, завтра они едут осматривать Верден.
Мой поезд довез их до Ревиньи, где их ждут автомобили. Обедали в поезде между Сент-Менегульдом и Ревиньи.
В Ревиньи рукопожатия и прощание.
Самба ничего не сказал мне по поводу Лонге, визит которого он обещал мне. Этот визит, конечно, никогда не состоится.
Понедельник, 29 мая 1916 г.
Вернулся в Париж в восемь часов утра. На всем пути приветствующая толпа народа.
Третья панихида по павшим членам адвокатского сословия. На этот раз в еврейской синагоге на улице Виктуар. Меня встречают главный раввин Франции и главный раввин Парижа, Анри Робер и Брюне, бывший старшина адвокатского сословия в Брюсселе. Все главы еврейской общины налицо: Эдмон де Ротшильд, Рафаэль-Жорж Леви, Неймарк, Дейч-де-ла-Мерт и др. Точно так же вся адвокатура. Главный раввин Парижа произнес патриотическую речь.
Фабр, член парижской судебной палаты и генерального совета департамента Уазы, живущий в Лассиньи, пространно рассказывает мне о немецкой оккупации. Он сделал доклад в комиссии Найэля; кроме того, он намерен издать небольшую брошюру для своих друзей.
Был у меня Стефан Пишон. Он несколько разочарован поведением Италии.
Сенатор Маньи опасается закрытого заседания и считает, что его легко можно было избежать. По его мнению, Клемансо потерял всякий авторитет в сенате.
Вторник, 30 мая 1916 г.
Леон Буржуа и Фрейсине зашли ко мне перед заседанием совета министров и выразили желание поговорить с Брианом в моем кабинете. По их мнению, Англия не желает выступать в Салониках, потому что не может простить себе, что обещала России Константинополь, и желает теперь обсудить, нельзя ли пересмотреть этот вопрос.
В совете министров дискуссия по поводу вступления болгарских войск в Грецию. Думерг требует энергичных действий против Греции; он находит, что мы должны захватить в свои руки в Афинах полицию и почту. Самба сохраняет надежду или иллюзию, что греческая армия пойдет с нами против Болгарии; он не советует принимать слишком резкие меры. После некоторых колебаний Бриан предлагает обратиться к Англии и России и совместно с ними заявить Греции: «Вы впустили болгар, врагов Сербии. Вы нарушаете свои обязательства благожелательного нейтралитета. Мы, в таком случае, отказываемся от наших обязательств в отношении возвращения оккупированной территории». Кошен считает, что Греция и король изменили своему слову, и находит нужным проявить непреклонность. Предложение Бриана принято.
Рибо рассказывает о своих трениях с бюджетной комиссией, которая сначала потребовала налоги, а потом отвергла все предложенные ей налоги.
Белан и члены комитета, преподнесшего шпагу бельгийскому королю, докладывают мне о своей поездке в Ла-Панн. Они преподнесли также королеве ларец с 15 тысячами франков. На королеве был военный крест.
Рене Вивиани вернулся из поездки в Россию и привез мне письмо от царя. Он очень доволен своей поездкой. Подтверждая посланные им телеграммы, он замечает: «Что касается вопроса о Польше, то мне удалось прямо поставить его перед Сазоновым. Последний утверждает, что его правительство по-прежнему склонно предоставить Польше автономию. Что касается вступления Румынии в войну, то Сазонов, очевидно, совершенно не доверяет Братиану и, кроме того, опасается, что в виде противовеса выступлению Румынии немедленно последует объявление войны со стороны Швеции».
Царь подарил браслет г-же Вивиани, сопровождавшей своего мужа, и прекрасный кубок Альберу Тома.
Некоторые депутаты признаются мне, что хотели бы, чтобы палата назначила путем голосования контролеров и поручила им обследовать состояние материальной части и окопов!
Я напрасно указываю им на всю опасность этих предложений. Жан Дюпюи говорит, что Бриан напрасно согласился на закрытое заседание и что он легко мог бы добиться отклонения последнего.
Депутат Груссо привел ко мне фабрикантов из Северного департамента; они получили печальные вести из Туркуэна, Рубе и т. д. Немцы хватают мужчин, женщин и детей и отправляют их неизвестно куда. Я немедленно сообщил об этой гнусности Бриану, с тем чтобы он обратился по этому поводу к нейтральным государствам.
Среда, 31 мая 1916 г.
Отправился с Брианом и Роком в Сале близ Амьена. Там мы встретили Жоффра, Кастельно и Дугласа Хейга.
Кастельно читает докладную записку о необходимости франко-английского наступления для освобождения Вердена. Так как Жоффр не желал пригласить на заседание Петена, я, по согласованию с Брианом и Роком, вношу от себя ходатайство Петена относительно артиллерии. Жоффр протестует против того, что Петен обращается со своими требованиями к другим, а не к нему. Я отвечаю твердым тоном, что, во-первых, Петен не заявлял никаких жалоб и, во-вторых, вполне естественно, что он поставил меня обо всем в известность, встретившись со мной в воскресенье. Жоффр по своей привычке замечает, что он один несет ответственность. Я возражаю, что он несет ответственность только перед правительством, а правительство ответственно перед парламентом.
Я прошу перейти к рассмотрению вопроса по существу. Есть ли у Петена то количество артиллерии, которого он требует, или нет? Жоффр и Кастельно утверждают, что ему посылают все, что ему необходимо, и в частности новые орудия; но у меня осталось впечатление, что батареи сохраняются для предполагаемого наступления, и я настоятельно прошу Рока следить за тем, чтобы Петен ни в чем не нуждался.
Мы рассматриваем затем условия английского сотрудничества. Я указываю генералу Дугласу Хейгу на возможность того, что французские войска не будут в состоянии прийти ему на помощь. Он отвечает, что 1 июля он, во всяком случае, будет атаковать, но просит, чтобы Жоффр информировал его за две или три недели до предполагаемой даты.
Фош против своего обыкновения очень молчалив. Я спрашиваю его мнение; Бриан замечает, что состоящие при Фоше офицеры-депутаты Мюлье-Сюркуф и Тардье приписывают ему очень отрицательное отношение к наступлению. В конце концов Фош высказался. Он считает, что следует выждать будущего года, а тогда атаковать неприятеля всеми силами. Кастельно вспыхнул: «Это односторонний метод! Вы сбрасываете со счета неприятеля! Ведь он остается налицо и не оставит нас в покое до будущего года». Я замечаю, что генерал Петен требует наступления на каком-либо участке фронта, для того чтобы он мог держаться под Верденом. «Я не знаю, где именно, я не знаю, что происходит в Вердене». Наконец после длительных споров Фош, припертый к стене Роком, вынужден признать, что может оказаться полезным и даже необходимым уже в этом году перейти в наступление на каком-либо участке фронта; однако он подчеркивает, что это будет не наступление для прорыва неприятельского фронта, а наступление с целью облегчить положение Вердена. Несмотря на это кажущееся согласие, я чувствую, что на деле продолжаются разногласия. Жоффр желает, чтобы французы приняли участие в наступлении; он надеется, хотя и не смеет в этом признаться, что это наступление может иметь благоприятные стратегические результаты. Жоффр готовит наступление слишком незначительными, по мнению Фоша, силами, которые в этом году не могут быть увеличены. Фош, как и Петен, желает, чтобы ограничились исключительно английским выступлением для помощи Вердену.
