Во второй половине дня я посетил госпиталь, устроенный корпорацией нотариусов на улице Шеврез. Нашел несколько раненых из Суэна и Суше, все они в прекрасном настроении.
Затем заехал в министерство общественных работ, где Марсель Самба организовал выступление товарища английского министра финансов Робертса и члена лейбористской партии в палате общин Ходжа. Они говорили об участии Англии в войне. «Плечом к плечу с Францией, – сказал Робертс, – Англия будет сражаться до последней капли крови».
Возвратившись в Елисейский дворец, застал здесь Пенелона в еще более радужном настроении. Три наши дивизии продвинулись на север от Суэна. Одна из них идет на Сомм-Пюи, другие две свернули направо и налево, чтобы зайти в тыл пройденных нами позиций неприятеля.
Ввиду новых телеграмм из Болгарии я просил Вивиани и Делькассе прийти ко мне к концу дня на совещание. Делькассе жалуется на усталость и нездоровье. Однако он превозмог себя и обратился к России с требованием поддержать совместно с нами Сербию и в случае надобности послать войска по Дунаю. Он подписал также составленную де Маржери телеграмму, в которой мы указываем Лондону на опасность выжидательной позиции. В Софии король не принял отставки Тончева, и состоялось примирение между последним и Радославовым. Это означает триумф немцев. Они уже ведут себя здесь, как хозяева. Их офицеры работают в военном министерстве. Немцы посылают данные для немедленной оплаты реквизиций (София, № 537).
Вечером Мильеран сообщил мне по телефону, что в Шампани мы действительно пробили брешь и прошли через нее неизвестно с каким количеством войск, но потом вынуждены были отступить через эту самую брешь. Больше ничего не известно, но и этого достаточно, чтобы вызвать во мне смертельную тревогу, которая не покидала меня всю ночь. Что сталось с теми тремя дивизиями, которые, как нам сообщали, перешли за неприятельские позиции? Если они были отведены назад, то, наверное, понесли огромные потери? Вероятно, многие из наших попали в плен? Эти мысли не дают мне покоя, причиняют мне жестокие страдания. Я вспоминаю сияющие лица публики на сегодняшнем собрании в министерстве общественных работ, вспоминаю, как Жюль Гэд в порыве чувств жал мне руку и говорил: «Как хорошо вы сделали, что послали привет нашим войскам!» Бедная благородная армия, бедная дорогая страна…
Четверг, 30 сентября 1915 г.
Утром невозможно было получить никаких известий от главной квартиры. Я велел телефонировать генералу Пелле.
Он заявляет, что еще ничего не знает, кроме того, что мы через открытую брешь продвинули пехоту, кавалерию и артиллерию, что наше наступление было остановлено и, несомненно, не все вернулись назад.
Под мрачным впечатлением этих известий министры собрались на заседание. В полдень явился Эрбильон с бюллетенем. Он принес известие, что через брешь прошли не три дивизии, а три бригады. Цифра наших потерь неизвестна.
Немецкое радио до сих пор молчит. Если бы мы потерпели неудачу, тяжелую или легкую, неприятель не преминул бы протрубить об этом на весь мир. Правительство все больше приходит к убеждению, что необходимо срочно отправить войска в Салоники для ободрения наших друзей. Бельфорская бригада, которую Жоффр согласился отпустить для этой цели, будет готова к отплытию не раньше 6 октября и сможет прибыть на место только 12 или 13 октября. После длительной дискуссии было решено, что Делькассе поедет в Англию со следующим поручением: настаивать на том, что в военных интересах нельзя позволить болгарам опередить сербов; далее, объявить, что мы немедленно отправляем в Салоники одну бригаду из Франции; потребовать освобождения наших двух дивизий в Галлиполи, как нам это было обещано (Гамильтон все еще отказывается отпустить их); подчеркнуть, что мы приложим все усилия, чтобы собрать еще войска, но что мы, естественно, должны в первую очередь считаться с насущными потребностями нашего фронта; установить совместно с английским правительством окончательную цифру войск, необходимых для охраны железной дороги, ведущей от Салоников к сербской границе.
Так как Делькассе только вчера решился телеграфировать в Петроград относительно требуемой сербами помощи русских войск, я предложил в совете министров, что сам буду телеграфировать императору. Все одобрили мою мысль. Я тут же составил текст телеграммы, и правительство приняло его.
Затем Альбер Тома излагает свою производственную программу. Рибо возражает против того, что в ней производство снаряжения предусмотрено до середины лета 1916 г. Он находит это преувеличением и убежденно заявляет: «Война не будет длиться так долго, она не может продолжаться дальше весны». «Увы, – говорю я, – откуда вы это знаете? Лучше предусматривать самое худшее». – «Да, но, если она так затянется, никто из нас не останется здесь».
День близится к концу, а я все еще не имею никаких известий с фронта. Наконец, в семнадцать часов я узнал через германское радио и от Эрбильона, что, к счастью, через брешь прошли не три дивизии. Немцы утверждают, что прошла одна бригада, которую они уничтожили, причем взяли в плен 800 человек. Эрбильон говорит, что прошли только некоторые части авангарда, причем, во всяком случае, не всех трех видов оружия; мы не потеряли ни одного орудия. К тому же германский бюллетень составлен далеко не в победоносном тоне.
В конце дня ко мне один за другим пришли Дюбо, Дешанель и Вивиани и остались все вместе в моем кабинете. Разговор с Дюбо и Дешанелем затянулся, и я чувствую, что Вивиани, пришедший последним, нервничает. Я постарался любезно распроститься с Дюбо и Дешанелем и остаться наедине с Вивиани. Он немедленно сообщил мне, что Делькассе подал в отставку по состоянию здоровья. Вивиани прибавил, что намерен при таких обстоятельствах зондировать Буржуа и, в случае неудачи, Бриана и братьев Камбон. Я возразил, что в настоящий момент не следует допускать мысли об уходе Делькассе. Его уход произвел бы во Франции и у наших союзников самое нежелательное впечатление и был бы истолкован как признак разногласий в правительстве. Я вызвал Делькассе. Он действительно болен от переутомления и горя о сыне. Я умолял его остаться в министерстве по долгу патриота, объявил ему, что не приму его отставки, что она произведет самое тяжелое впечатление во Франции и у наших союзников, так как все помнят его славную роль и все доверяют ему. Он обещал подумать до завтра. Я настаивал, и он уступил. Решили лишь освободить Делькассе от поездки в Лондон. Впрочем, Англия приняла меры для освобождения наших дивизий на Дарданеллах.
Глава 3
Телеграмма царю. – Болезнь Делькассе. – Высадка в Салониках. – Прекращение операции в Шампани. – Совещания с генералом Жоффром. – Вступление Болгарии в войну. – Назначение Заимиса на место Венизелоса. – Отставка Делькассе. – Вивиани оставляет пост председателя совета министров. – Образование кабинета Бриана
Пятница, 1 октября 1915 г.
Беседовал с депутатом Шоме, который тоже в качестве парламентского контролера ездил в Мудрое и на Дарданеллы. Он рассказывает, что дух наших войск превосходен, но военное положение их нестерпимо, всякая возможность наступления окончательно парализована. Пора окончательно сделать выбор между Галлиполи и Салониками. Лондонский кабинет, в свое время увлекший нас в дарданелльскую экспедицию, до сих пор отрицательно относится к высадке наших войск в Салониках. Судя по сегодняшним депешам, большинство наших представителей за границей весьма обеспокоены медлительностью британского правительства. Грей отказывается примкнуть к предлагаемому Сазоновым демаршу в Софии, правда несколько резкому. Он предпочел бы теперь, чтобы удовольствовались предостережением болгарскому правительству в умеренном духе и объявили ему, что болгарская мобилизация не может не внушать опасений Сербии и что если в Софию действительно прибыли германские офицеры, то четырем союзным державам трудно будет удержать сербов от выступления в защиту своего существования (Лондон, № 2233). Палеолог, который долгое время был нашим представителем в Болгарии и знает болгарское правительство, находит эти проволочки крайне опасными (Петроград, № 1180). Того же мнения и Баррер: «Депеши, полученные консультой, подтверждают наши сведения из Софии и Афин о том, что немцы прибрали к рукам политическое и военное руководство в Болгарии. Здесь уже не сомневаются в том, что существует соглашение между королем Фердинандом и немцами» (Рим, № 769). Баррер настаивает на «необходимости высадки наших войск в Салониках, не считаясь с желаниями греческого короля. Этим решительным шагом мы должны показать нашу твердую готовность противодействовать замыслам немцев и болгар, прежде чем они воплотятся в дело» (Рим, № 769бис). Саландра не верит в успех дипломатии союзников в Софии, если она не будет поддержана срочными военными мерами (Рим, № 770). Гильмен сообщает, что позиция (союзных) держав по отношению к Болгарии вызывает тревогу общественных кругов Афин (Афины, № 490, 491 и 492). Ввиду болезненного состояния Делькассе я сообщил Вивиани письмом содержание этих депеш. «Мы, – пишу я ему, – можем все испортить этими непонятными колебаниями. Вчера началась концентрация войск в Болгарии, а мы еще не сделали никакого шага в Софии. Надо спешить и принять хотя бы весьма мягкую формулу сэра Эдуарда Грея. Но необходимо, чтобы наш демарш в Софии последовал сегодня же или самое позднее – завтра. Нельзя терять ни одного дня». В половине первого Вивиани, получивший мое письмо и показавший его Делькассе, сообщает мне, что последний телеграфировал в Лондон. В этой телеграмме Делькассе заявляет, что с закрытыми глазами принимает формулу сэра Эдуарда Грея, лишь бы покончить с этим делом. Кроме того, Вивиани и я решили дать перед высадкой наших войск в Салониках успокоительные заверения Венизелосу относительно нашего намерения прийти на помощь Сербии и Греции против болгарского нападения.
