Круг, Симон и Ямбуа обращают мое внимание на выдающиеся заслуги сестры Луизы с самого начала войны, на ее чуткое отношение к больным, независимо от вероисповедания, на всеобщую благодарность и любовь, которые она заслужила в Нанси. Генерал Депре подтверждает их слова. Вынув из своего ментика военный крест, он передает его мне с просьбой наградить им сестру Луизу. Я тут же прикрепил крест к корсажу этой храброй женщины.
Затем Мирман повел меня в казарму Молитор, где нашли приют около двух тысяч беженцев из окрестных деревень. Всех их – стариков, женщин и детей – собрали в обширном манеже, превращенном теперь в церковь. Я и префект обратились к ним со словами сочувствия и ободрения; я оставил и здесь немного денег на улучшение их положения.
Оттуда направились в ратушу. Проходим через очаровательную площадь Станислава. К счастью, канонада ее пощадила, все ворота и решетки остались целы и невредимы. В ратуше вхожу в зал муниципального совета. Мэр благодарит меня от имени населения города. Он говорит мне, что, за исключением мобилизованных, ни один муниципальный советник не оставил и не оставит своего поста, выражает мне их общую веру в победу. Я отвечаю, что город Нанси дорогой ценой платит теперь за свою свободу. В начале кампании немцы уверены были, что завладеют им, и чем больше улыбалась им эта перспектива, тем горше было их разочарование. Нанси не представляет никакого военного интереса, но они хотели отомстить великому лотарингскому городу за героизм его защитников. Преступление, совершенное немцами по отношению к этому незащищенному городу, вызовет негодование всего мира, а у наших солдат оно лишь усилит волю к победе.
Мало-помалу весть о моем приезде распространилась по городу, на площади собралась толпа и приветствует меня.
Позавтракав в поезде, я отправляюсь дальше. Меня интересует, как мы пытаемся сбить немецкое орудие. Наши думают, что оно находится на северо-востоке от Шато-Са-лен, у Гампона. У нас имеются одно 16-дюймовое орудие перед Нанси в лесу Шампану, одно 24-дюймовое орудие несколько дальше на восток перед Гоэвиллем, одно 24-дюймовое и одно 16-дюймовое еще дальше на восток по направлению к Арракуру. Эти четыре судовых орудия – единственные, которые имеются у нас для защиты Нанси против 380-миллиметрового орудия немцев. По грязным и топким дорогам я отправляюсь посмотреть эти орудия – первое и два последних. Прошу Пенелона указать Жоффру на недостаточность этой артиллерии. Были затребованы орудия 100 T. R. Но они не будут в состоянии сбить немецкое орудие, немцы смогут отодвинуть свое орудие дальше назад, так как оно стреляет и на более далекое расстояние, тогда как наши батареи дошли уже до предела своей мощности.
С наступлением ночи возвращаемся через Эйнвилль и Люневилль. Проезжаем через Нанси, гораздо более оживленный, чем днем. В Шампиньелле сажусь в свой поезд и уезжаю в Париж.
Суббота, 8 января 1916 г.
Совет министров. Я прошу Гальени и Лаказа послать в Нанси еще несколько 16– и 24-дюймовых орудий. Лаказ, как и я, думает, что орудия 100 T. R. будут совершенно недостаточны.
Рибо сообщает окончательную цифру подписки на заем; подписка достигла 15 миллиардов 100 миллионов. Министр финансов разработал законопроект об обложении военных прибылей.
Вивиани говорит о квартирной плате и военных судах.
Некоторые министры жалуются, что парижской прессе предоставили полную свободу в ее сообщениях. Она объявила о предстоящей высадке нашего десанта в Корфу, тогда как мы рекомендовали союзникам держать ее в секрете. Мальви зачитывает письмо валансьеннского супрефекта Ковеса, оставшегося в оккупированной провинции и нашедшего возможность написать своему отцу, выдающемуся ученому-правоведу. Он пишет, что выходящая на французском языке немецкая газета La Gazette des Ardennes регулярно перепечатывает со своими комментариями статьи Клемансо и что эти статьи деморализуют население. Вивиани, Рибо, Гальени и Клемантель требуют, чтобы цензура проявляла больше бдительности.
На остров Корфу перевозится альпийская группа, состоящая в непосредственном распоряжении адмирала, командующего французскими морскими силами на острове Мальта. Этот отряд будет нести общую полицейскую службу на острове и должен подготовить лагерь для размещения там сербских войск (Жоффр адмиралу Франсу, № 100 и генералу де Мондезиру в Скутари, № 101, 102 и 103).
Русское правительство торопит нас признать провозглашенную в Китае монархию и Юань Шикая. Напротив, Япония находит нужным занять выжидательную позицию (Петроград, № 16).
Генерал де Мондезир прибыл в Цетинье и был принят королем Николаем. Последний был весьма любезен и выразил генералу горячую благодарность за все, что Франция делает для Черногории. Зато король в резких выражениях жаловался на позицию Италии. В заключение он два раза повторил генералу де Мондезиру, что, если Черногория будет в достаточной мере снабжена провиантом и снаряжением, она сможет, если понадобится, в течение года держаться в своих горах против австрийских войск (де Ларош-Верне, № 14).
Директор французской школы в Афинах Фужер сообщил Гильмену (№ 43), по дошедшим до него отголоскам, содержание бесед берлинского профессора Крауса в определенных кругах греческой интеллигенции. Доктор Краус, выписанный для лечения короля Константина, высказывался в том смысле, что в ближайшее время, несомненно, предстоит атака на Салоники; он говорил также, что болгарские войска находятся под началом австрийских и немецких офицеров. С другой стороны, чтобы посеять недоверие к нам, он заявил, что наша высадка в Салониках – только начало и что союзники замышляют занять один за другим следующие пункты: Водо, Халкидонский полуостров и даже Пирей. Он признал, что в Германии чрезвычайно возросла дороговизна и что по экономическим причинам война, несомненно, должна закончиться еще в течение этого года.
Во второй половине дня я и мадам Пуанкаре осматривали склады одежды и припасов для солдат в обширных помещениях на площади Биржи и на бульваре Вольтера. Склады эти устроены торговой палатой совместно с мэрами двадцати округов. Разумеется, мы тоже подписались. На нашем пути толпа встречала нас очень радушно. Не видно никаких признаков утомления войной и упадка духа. Вечером я уезжаю на фронт 10-й армии.
Воскресенье, 9 января 1916 г.
В восемь часов утра приехал в Биа, на северо-востоке от Сен-Поль. Меня ожидал генерал д’Урбаль, который повез меня в открытом автомобиле вдоль фронта через Гуден, Барлен, Герсен, Сен-ан-Гоэлль до разрушенной деревушки Бюлли-Гране. Здесь мы сошли и – пусть Клемансо возмущается! – надели каски. В этом головном уборе идем по вырытому в земле ходу, тянущемуся на расстоянии семи с половиной километров; влево от нас знаменитая Калоннская яма. Ход, несмотря на сырость, в довольно исправном состоянии. Он устлан решетками из небольших сосновых брусков или же досками, в которые вколочена в виде ромбов проволока. Благодаря этому двигаешься более или менее легко. Мы дошли таким образом до передовых окопов, занимаемых 102-м полком территориальных войск. Полковник Жозеф Хюге, мой товарищ по школьной скамье в Бар-ле-Дюке, показывает мне часть своего сектора; она в большом порядке. Первые позиции устроены весьма рационально и в изобилии снабжены мешками с землей, правда, амбразуры в бруствере оставляют желать лучшего; за немногими исключениями, они слишком широки и слишком непрочны, так как представляют просто четырехугольник из сколоченных гвоздями досок. Все караульные в своих нишах пристально следят за неприятельскими окопами, за поясом у них маски, а перед ними пучки соломы, которые они должны зажечь в случае газовой атаки. Я спустился в несколько подземных убежищ, солдаты устроены здесь довольно удобно. Во время нашего посещения наши 75-миллиметровые батареи производили непрерывную пальбу. Справа от нас начинают отвечать немецкие батареи, снаряды попадают в лесную порубку, и осколки долетают до нас. Генерал д’Урбаль советует солдатам спуститься в их прикрытия.
