Все мы не имеем мужей и живем гораздо веселее замужних женщин; за это замужние женщины нас не любят и отзываются о нас с презрением. Но это они от зависти, Мэй! Женщина, которая вышла замуж, все равно что заживо похоронена! Если она жена богача, то у нее есть, конечно, служанки, ну а если ее муж беден и едва сводит концы с концами, ей приходится туго! Замужняя весь день проводит в хлопотах по хозяйству, некогда ей и прическу шпильками украсить. Свекор и свекровь не дают ей покою, следят, чтобы не съела лишнего куска, чтоб не сказала дерзкого слова, за каждую провинность наказывают, наговаривают на жену мужу! Муж наслушается сплетен, да и поколотит жену. Вот уж радость! С собственной женой мужчина не разводит церемоний в постели, не удерживает свой вулкан от извержений, оттого замужней приходится мучиться от родовых мук чуть не каждый год. Потому она сама дурнеет лицом и телом; все ее заботы касаются только детей, а , муж, глядишь, уже присмотрел кого на стороне . Или привел в дом хорошенькую свежую наложницу. Потом и вовсе свел жену в могилу побоями да непосильным трудом...
А мы! Мы — вольные птицы, хоть и поем за деньги, все свои дни мы проводим в веселье: танцуем, поем, развлекаем наших гостей, которые пьянеют от одного нашего взгляда и без счета одаривают нас золотом и драгоценностями. Нам не приходится пачкать своих рук черной работой — у нас есть служанки, мы не рожаем детей, а значит, не заботимся ни о чем. Вся наша забота — как получше угодить гостю, чтобы он без сожаления расстался с деньгами. Иногда мы даже заверяем их в своей любви и преданности, изображаем печаль при расставании, льем лицемерные слезы — пусть эти глупцы и впрямь думают, что мы не можем без них дня прожить! Ты спросишь, о ком это я говорю? Конечно, о мужчинах, моя милая Мэй! Они — источник нашего дохода. В наши дома Услады спешит и сановник, и чиновник, и мудрец (впрочем, их почти не осталось), и торговец, и матрос, и святой, и грешник, и молодой, и старец! Все они без разбору падки на наши прелести, как шмели на патоку. От нежного взгляда пьянеют, от высунутой из-под платья ножки или обнаженного плеча шалеют, как дикие кони по весне...
Ох, повидала я мужчин! Глядишь, на службе или в своем собственном доме он и разумный, и важный, и гордый такой, что страшно к нему подойти: думаешь, будто он сам Просветленный. Но стоит ему войти на нашу улицу, куда девается весь его разум, солидность и достоинство? Упьется вином, как свинья, без разбору сорит деньгами и пылает такой похотью, что иной раз его впору бы оскопить! Может быть, мужчины когда-то и были сотворены Первосоздателем Сущего как разумные, добрые и благородные существа, но я здесь ни разу не встречала ни доброго, ни благородного, ни разумного... Впрочем, что мне до того; я отдаю мужчине тело для потехи, сердце же мое спокойно даже посреди бури услад, а разум подсчитывает доходы. Быть в постели с мужчиной — все равно что игра, в которой надо смотреть на него как на мяч, скакалку или куклу. Жаль, конечно, что мячи иногда бывают новые и упругие, а иногда старые, морщинистые, ни к чему не годные, но все решает золото, которое мне уплачено... Ты так испуганно глядишь на меня, девочка! Неужели тебя еще не касался ни один мужчина? Мэй покачала головой.
— О, — усмехнулась Гуан, — твое знакомство с красным угрем не за горами. Помни одно, милая Мэй: ни в чем никогда не бойся мужчины. И не уступай ему, даже если он взял тебя. Так ты всегда будешь сильна, а сердце твое не разорвется ни от любви, ни от стыда. Судьба привела тебя в наше обиталище, значит, в иных перерождениях тебе уготован более высокий путь. Я научу тебя искусству спальных покоев, мастерству управления мужчиной, знанию своего тела, и ты будешь ходить по золоту, как по древесным опилкам, мановением руки сможешь превратить любого мужчину в ослепленного страстью безумца, готового ради тебя даже на смерть... Но ты так бледна! Видно, мой разговор утомил с непривычки, слишком многое свалилось на тебя за этот день. Идем, я уложу тебя спать. Пока будешь спать в моей постели, а позднее, когда подрастешь, Хозяйка Люй даст тебе собственную комнату...
Мэй покорно позволила себя увести и раздеть. Усталость валила ее с ног. Красавица Гуан заботливо укрыла ее мягчайшим одеялом и пожелала приятных снов.
— Спи, пока ночь для тебя чиста, — сказала Гуан. — А я еще долго не лягу. Сегодня мне принесли свиток со стихами великой поэтессы Си Вэй, я хочу насладиться чтением...
Мэй заснула, а красавица Гуан сидела за чтением свитка и иногда поглядывала в окно, за которым сыпал густой предновогодний снег.
Миновал час Черепахи, и в комнату Гуан, тихо ступая, вошла Хозяйка Люй. Гуан, завидев начальницу улицы Диких Орхидей, почтительно встала, отложила свиток со стихами.
— Не угодно ли вам выпить чаю, госпожа? — спросила Гуан.
— Нет, нет, — шепотом сказала Люй. — Я пришла узнать, как девочка.
— Благополучно, — улыбнулась Гуан. — Сейчас она спит. Мэй прелестна, будто ветка зацветающей сливы. Поистине, жаль отдавать такую чистую красоту на потеху какому-нибудь похотливцу! Ведь что такое мужчина? Все равно что камень или кусок черепицы! А женщина, особенно юная дева, драгоценна, словно нефрит или золото.
— Гуан, я давно замечала за тобой неприязнь к мужчинам и особенную любовь к...
— Госпожа, я отдаюсь мужчинам с удовольствием, — засмеялась Гуан. — Не хотите же вы, чтобы я еще и с любовью им отдавалась? Я тогда, пожалуй, из певички превращусь в порядочную жену или наложницу! Я люблю лишь свою сестру женщину и не скрываю этого. Но такая любовь не касается плоти.
— Довольно, Гуан, — засмеялась и Хозяйка Люй. — Уж слишком ты мудра и разговорчива для певички.
Не вздумай вести таких умных разговоров с гостями, а то всех их распугаешь.
— Я знаю, что нужно гостям, — парировала Гуан. — Распахнуть кофту пошире, поднять юбку повыше да налить вина покрепче. И выяснить, не пришел ли гостюшка с пустым кошельком и дурной болезнью! Но вернемся к девочке. Как вы думаете с нею поступить, госпожа?
— Она слишком юна для постельных потех, это может подорвать ее здоровье и рано убить красоту. Пусть немного подрастет. Ты же пока обучи ее началам сладкой игры, объясни, как забирать у мужчины его плотскую силу и использовать эту силу себе на пользу... И вот еще что. Мэй немая, так нужно как можно скорее обучить ее каллиграфии, чтоб иметь возможность хоть на бумаге разговаривать с нею. Может быть, научившись писать, она напишет, кем была, кто ее родители, где ее дом...
— Госпожа, я должна сказать... Это дитя не из простолюдинов.
— Я заметила.
— Дело в том, что она увидела в моей комнате цинь. Она умеет играть на цине, да как искусно! Она сыграла мне песню «За далекой рекой»!
— Запрещенную песню?!
— Да. Это тоже очень странно.
— Молчи об этом, Гуан. Я не всем своим подопечным доверяю. Личжи болтушка, Ан-эр всегда себе на уме, по-моему, она и часть полученных от посетителей денег утаивает... Не нужно, чтобы у нас завелась доносчица и сообщила властям, что в веселом квартале есть девочка, знающая мелодии запрещенных песен. Благо хоть то, что нам, певичкам, императрица разрешила оставить музыкальные инструменты! Но довольно разговоров. Завтра ведь хлопотный день — предновогодние жертвы надо принести, наготовить яств и питья для гостей. Ступай и ты отдыхать, Гуан. Если какой и появится подгулявший любитель утех да начнет требовать тебя, то отправлю его к девицам Юэнь, Хэхуа или Цзюин — они давно не развлекали любовников, как бы не засохли их долины от такого безделья! А теперь прощай.