Встреча с матерью прошла лучше, чем Мери успела предположить, подъезжая к Лондону. Она радушно приняла, отвела лучшие комнаты для родителей невесты и после того, как суматоха расселения закончилась, Мия осталась с Агнесс наедине:
– Ну и кто обещал, что не скоро отдаст свою свободу в руки семьи? – начала Мия.
– А мне и не приходится отдавать свободу. Моя жизнь никоим образом не изменится, сама увидишь, как представлю тебя моему Оскару.
– А может ты просто влюблена?
– Нет – решительно ответила Агнесс, затем добавила – разве что влюблена в его отношение ко мне. Он меня любит той отрешенной любовью, когда забываются все свои даже самые необходимые потребности, когда есть только объект обожания и его воля. Так и должно быть, дорогая сестрица, только так, когда супруг любит намного больше. Он поддержал мою идею открытия школы для девочек, начальное образование будет доступно всем, не только тем, у кого кошелек тяжелый. И еще, хотела бы добавить, что во мне укоренилось одно важное осознание, простая истина, которая не всем известна: с кем бы мы ни находились рядом, мы все равно проживаем только свой путь. Все остальные лишь попутчики. Важно это понять и чем раньше, тем лучше. Нравственное существо всегда одиноко. Мы никогда не сможем разделить жизнь с кем-то – это заблуждение. У каждого, свое призвание, своя миссия, нельзя расточать себя в угоду других, так мы можем упустить свою единственную жизнь.
Смотреть и слушать Агнесс было одно удовольствие и для глаз, и для ушей. Высокая, стройная, уверенность излучается при каждом движении, она расхаживала вдоль комнаты и рассказывала о больших планах на жизнь. И только слушая ее, Мия поняла, что тот смысл, что наполняет существование, можно черпать из обычных вещей, не возлагая все на любовь. И как отрадно становилась на душе сестры, что поистине захватывающая и полная жизнь будет у Агнесс.
Торжество по случаю бракосочетания было организованно по вкусу молодоженов. Оскар выполнял все пожелания юной невесты, и Агнесс была поистине счастлива. Одна из сестер, которая смогла устроить свою жизнь так, как хотелось этого ей самой. После праздника они отправились в Рим, где по мнению Агнесс была самая благоприятная обстановка для отдыха от серости Лондона. Семья Таунсенд осталась погостить у бабушки еще неделю.
Как-то раз, вскоре после отъезда молодых, когда семейство отдыхало в гостиной, каждый пытался увлечь себя делом, во избежание бесед, которые не сулили приятного время препровождения, внесли письмо, адресованное Мери. Оно было от Келли, и с недоумением на лице Мери открывала его, обдумывая причины так скоро писать. В нем говорилось о смерти Коннора, при пренеприятных обстоятельствах. Известие пришло от управляющей поместьем, она рассказывала, как напившись до пьяна он ночью поднимался по лестнице на второй этаж. Ноги не удержали пьяное тело, ориентир в пространстве был утерян и с грохотом на весь дом он упал на ступеньки лицом. Лужа крови не внушала надежд на хороший исход и к приходу доктора дыхание покинуло его. В строках Келли ощущалось все большее разочарование и горе, которое она только могла испытать. Любовь ее жизни ушла. Такая ничтожная смерть. Легкомысленная беспечность, с которой Коннор проживал жизнь подарила ему совсем не красивый конец. В письме Келли так же говорилось, что захоронили Коннора незамедлительно, на погребальной службе были только отец и мать. Она начала винить себя, что покинула его, строки самобичевания прервали письмо, словно мысль была не окончена. Мери с ужасом пересказала весть о несчастной смерти Коннора мужу и матери, и они немедленно возвращались домой.
Было решено не омрачать счастье Агнесс такой скорбной вестью, зная ее впечатлительную натуру, что она еще долго не сможет оправиться. Бабушка обещала поведать ей только по возвращении.
Так, в спешке, семья Таундсенд направлялась домой. Мери, не замолкая, все сетовала на горькую судьбу Келли, задавая вопросы в пустоту, чем прогневала дочь Бога, что с ней так обходится жизнь. Кристофер утешал нужными словами, но для Мери не было большего горя, чем видеть разбитую на осколки душу дочери и никакие слова не несли успокоительного эффекта, все было бесполезным и лишним и в Мери была необходимость выговориться. Мия стеклянными глазами смотрела в окно, без интереса переводя фокус глаз от дерева к дереву и мечтала скорее домчаться домой и не терпеть более гнетущей компании причитающей матери. От известия о смерти Коннора в Мие не стыло ничего внутри, он был совершенно чужим и как казалось ей, не нужным прожигателем жизни на этой земле.
Приехав домой, Мери не удержалась и устроила целое драматическое представление с утешением дочери, однако для Келли это было совершенно излишне. Она привыкла проживать свое горе сама, без участия посторонних. Сил у нее оказалось предостаточно и для этого испытания. Как бы не звучало эгоистично, но со смертью Коннора в Келли зародилась надежда, что она станет свободна от любви к нему, что она сможет посвятить остаток жизни себе и дочери всецело. Однако это Келли не осмеливалась сказать кому-то и даже себе самой. Пусть и Коннор поступил крайне нечестно и низко по отношению к их дочери, супруги Таунсенд не могли не оплакать его должным образом. Та доброта, которая словно порок жила в них, вызывала содрогание и слезы у Мери, Кристофер же попросту жалел такую потерянную душу, как их зять. Мию это горе обошло стороной, обида за сестру прочно сидела в ней и перевешивала все добрые чувства, что она когда-либо могла испытать по отношению к Коннору. Она не злорадствовала, нисколько, ей было все равно на его смерть. «Какой человек, такова и смерть» – произнесла она как-то в разговоре с родителями, отчего они тут же пресекли такие изречения, сказав, что надобность любить ближнего, как самого себя никто не отменял. Однако все в семье были знакомы с откровенностью Мии и прямолинейностью и с годами уже никто не принимал ее слова как сильнейший удар.
Но жизнь идет своим чередом, умерших не вернуть, а продолжать свой пусть надо. Келли долго еще вспоминала о Конноре, часто он терзал ее своими визитами во снах, часто он мерещился ей, но со временем стал лишь добрым воспоминанием, и когда при мысли о нем она не заметила душевного волнения, улыбка победы над гнетом чувств, осознание абсолютной свободы посетило ее, и она стала на дорогу счастья, что уходила в никуда, и манила все больше и больше вперед. Так еще молодая вдова Такер начала расцветать. Она превратилась в красивую молодую женщину, цвет лица обрел живой оттенок, глаза, прозрачно голубые таили загадку, рецепт счастья, который знает лишь ее душа. В наследство от мужа осталось то величественное поместье Такеров, которое первым на побережьи получало солнечный свет, так как находилось выше остальных. Полностью оправившись, Келли переехала с дочерью жить отдельно, теперь она вольна строить жизнь лишь по своему усмотрению. Она так и осталась чужой для своих близких. Ее душа – ее тайна, она заключила все чувства в темном уголке сердца, куда никто не имеет доступ.
Глава 39
«Жизнь прекрасна» – кричала Мия, купаясь в море. Но никакими словами невозможно было завлечь в воду Минни. Она, лежала на берегу и улыбалась в ответ подруге.
– Ну пойдем же, Минни, ты не понимаешь от чего отказываешься
