Расширяя рану, двинул рукоять туда-сюда, шурудя клинком в кишках вражины. На лицо, на голову на плечи хлынул поток горячей крови.
Но видимо Ларс был совсем не прост. Ибо несмотря на стремительно уходившую из него жизнь, и выражение крайнего обалдевания на морде, его правая рука все-таки метнулась к топору, а левая схватилась за рукоять ножа.
Хрен тебе! Я выпустил мыльную рукоятку своего старого оружия, и ухватив Ларса за мех штанов дернул на себя. Тело полетело вперед, я еле успел выдернуть сакс, пришпиливший его правую ногу к настилу.
За спиной раздался всплеск, я в одно движение оказался на мостках. В сбегающих по одежде потоках воды, с залитой чужой кровью головой, лицом и грудью, со слипшимися в кровавые сосульки волосами. И с одним коротким саксом в левой руке. Против меня, на берегу стоял упитанный кабан, с копьем и щитом, если он попрет в атаку — только прыгать обратно. Но я с мрачной решимостью шагнул ему навстречу.
Видно, толстяку хватило увиденного. Враз побледнев, и по свинячьи хрюкнув он рванул на утек.
Я хищно ухмыльнулся в след. Холодная ярость заставила не торопясь дойти до так и валяющегося на земле арбалета. Одно движение — и тетива загудела меж затрещавших рогов. Второе — и она защелкнулась за крючки.
Спина Свена мелькнула за кустом, за которым начиналась тропинка наверх.
Мыслей — ноль, эмоций — ноль. А может я просто заморозил их где-то внутри, чтоб не мешали. Подхватил с земли две последние стрелы с кованными наконечниками. Хватит. Одна тут же упокоилась в желобе, вторую сунул в зубы.
Проскрипел настил под моими шагами, на самом конце мостков я вскинул арбалет в направлении участка склона, мимо которого Свену не миновать.
Торец ложа уперся в плечо, пальцы правой легли на спусковую скобу, левая рука впереди подняла арбалет на нужный угол. Вдох.
А вот и мой толстяк! Где-то уже обронил щит, и без копья, оскальзываясь гребет по снегу вверх, помогает рученками… Ага, ухватился за веревку.
Дистанция почти как до моей мишени, значит болт будет лететь столько же. Беру нужное упреждение. Сомнений, что попаду — никаких.
«Пам», ложе несильно толкнуло в плечо отдачей. Выдох.
Толстяку везет! Уже в тот момент, как стрела сорвалась с тетивы он поскользнулся, и почти метр пробороздил вниз на брюхе.
Последняя стрела. Вскидываю арбалет. Вдох.
Пульс отсчитывает последние мгновенья чужой жизни. Я не могу промахнуться — стрел больше нет, а сил бежать за толстым никаких. Промахнусь — уйдет.
Даю ему возможность выйти на ровный участок. Вцепившись двумя руками в веревку, будущий покойник упорно лезет вверх. Сейчас.
Пальцы нежно прижимают скобу. «Пам», отдача.
Последнего врага швырнуло вперед, на склон.
Опять поскользнулся? Промахнулся?…
Не-е-ет. Я вижу, как держащие веревку руки разжимаются и тело начинает съезжать вниз, оставляя на снегу тонкую красную полоску.
Я устало выдохнул, вот и все. Разряженный арбалет закачался в правой руке дугой вниз.
Но по-хорошему проконтролировать покойника было надо. Об этом в каждом виденном ранее боевике говорилось. Потом или тело пропадет, чтоб напасть в неподходящий момент, или как говорится «из последних сил» что-нибудь сделает.
Вздохнул, недовольно поморщился, подхватил из-под навеса топор, и побрел в направлении подъема.
Глава 23
К удивлению, толстый разбойник был еще жив. Я метил в затылок, но оперение болта торчало из правой лопатки, и совершенно терялось на фоне темной одежды. Судя по булькающим звукам, стрела пробила легкое. Но он дышал!
Тело сползло вниз, почти в самое начало подъема, здесь же неподалеку валялись брошенные щит и копье. Я подхватил древко и ткнул наконечником в жирную задницу.
— Не сдох там еще? Слышишь меня?
Ответом был кашель.
Подходить к этой горе сала не хотелось. Умирающий или нет, но в этих лапах моя тушка хрумкнет как воробей в кулаке. Нет уж. Я снова ткнул его копьем.
— Давай, поговори со мной.
Свен по одной подобрал под себя руки, с видимым трудом уперся в снег, поднатужился и перевернувшись сел.
— Ты кто? — его взгляд с трудом сфокусировался на мне. В глазах застыл ужас, на губах лопались кровавые пузыри, тонкая темная струйка ползла вниз, от уголка рта.
— Я твой демон, не узнал? Пришел за душой плохого орка. Орк не слушался маму, водился с плохими парнями, и воровал чужие вещи. Теперь я заберу его душу в ад.
— Кху-да? — прокашлял он.
— Не важно, ты кто такой?
— Свен. Свен Фридрихсон, из Ранрике.
— Чёж тебя сюда занесло так далеко от дома, Свен из Ранрике?
Он попытался усмехнуться, закашлялся. Усмешка вышла жуткой.
— Так работа нужна. Есть что-то надо.
— Есть всем надо, — согласился я.
Шевельнувшаяся было жалось мигом улетучилась, как только я вспомнил, как со мной уже обошлись эти двое. И что планировали сделать. Я вдруг явственно представил, как мое рассеченное сильным ударом тело тонет в водах фьорда, а вот этот толстый козел, которого я чуть было не пожалел, усмехаясь жрет мою рыбу, вытирая жирным пальцами пухлые лоснящиеся губенки… Сука!!!
— Вставай!
— Я не могу-у.
— Вставай, гондон! Или я тебя прямо здесь кончу!
И я ткнул подтоком копья туда, где из коричневой туники торчал граненный наконечник, а вокруг расплывалось темное, отблескивающее мокрым пятно. Сомневаюсь, чтоб он знал, что такое «гандон», но вскрикнув от боли с нескольких попыток утвердился на шатких ногах. Толстяк задыхался, струйка крови изо рта увеличилась. Видно что-то почувствовав он утерся кулаком, чем только размазал кровь. Посмотрел на руку, сплюнул кровавый сгусток.
— П-шёл, — я отшагнул в сторону, пропуская разбойника мимо себя. Безумная идея овладела моим сознанием.
— Отпусти меня, а? — плаксиво захныкал толстяк.
— А кто орал «убей его», а? Может Пушкин? Давай, переставляй ноги жиртресина!
Сомневаюсь, что он понимает хотя бы половину того, что я несу. Но мне было по барабану. Эмоций не испытывал. Никаких, вообще. Холодная как жидкий азот ярость клокотала в груди, но голова была пуста, что твой горшок. Я даже не думал.
— Поверь парень, это не я! Это все Ларс! Ты не представляешь какой он страшный!
Ага-ага, чувак, ты случаем не те же сериалы смотрел, что и я? Пахнуло голимыми штампами.
— Не верю!
— Да, да, — закивал толстяк, оглядываясь, но по-прежнему переставляя ноги подгоняемый тычками копья, — он страшный! Он убийца! Берсерк!
